Птичка-в-клетке (СИ)

Саурон, вроде бы ведший разговор спокойно и даже с печалью — всё же не мог не выказать себя в какой-то момент учеником Лжеца и начал клеветать на Валар. Хотя, быть может, он был задет упоминанием той войны сильнее, чем показывал, как сам Лагортал стремился сдерживать себя с иными целями.

— Твой довод удивляет меня — ведь я как раз знаю, что было перед началом Исхода — большинство нолдор и ваниар были в то время возле погибших Древ, и только тэлери было почти не видно среди тех, кто оплакивал гаснущий Свет в тот час… Астальдо только опрометчиво спросил:

“— Говори, о нолдо, да или нет! Но кто откажет Йаванне? Не из её ли трудов изначально происходит свет Сильмариллов?» Тулкас несвоевременно сказал о том, что считает правильным и справедливым, а не пытался принудить к согласию угрозой и тем более отнять Камни силой…

Нолдо остановился. Он понял вдруг, что сейчас, стремясь защитить Валу от клеветы, рассказывает подробности Исхода, которые после могут исказить и использовать… Быть может, именно так Моргот и его слуги и могли узнать о том, что было в Альквалондэ и на Хэлкараксэ. Рассказывали пленным свои измышления — скажем, что Валар силой изгнали нолдор из Амана через Льды… а те, опровергая ложь, отвечали, как всё было на самом деле. Но верным ли было слушать и не защитить Тулкаса, коему он доверял, от ложных обвинений?

— Когда Феанаро отказался, Тулкас, как и другие Валар, также не пытался принудить его к согласию, и Валу не приходилось удерживать; и никогда я не видел и не слышал от других, чтобы Тулкас взял себе нечто по праву силы, зато он защитил многое и многих. Так что — да, я считаю достойным уподобляться Астальдо.

Волк был готов поставить многое на кон, что эльфы не понимают, что происходит. Ни причину его печали, ни его улыбки, ни того, как важен этот разговор.

— Меня там не было, Лагортал, — спокойно и просто ответил умаиа. — Я могу лишь повторять те слова, что были сказаны мне, и есть те из нолдор, что готовы были поклясться в том, что Тулкато хотел силой принудить Феанаро. Так что или ты переоцениваешь Валар, или кто-то из твоих родичей пал так низко, ведь мы обвиняем других в том, что свойственно нам самим. И если некто постоянно ожидает от кого-то коварства, то не потому ли, что сам стремится слукавить? — Волк задал вопрос простой, но очень важный. Из ответа на него будет понятно больше об этом эльфе — правда ли он Светел или такой же, как Линаэвэн и другие, и лишь создаёт поверхностное и ложное впечатление о себе. Непроизвольно Волк сжал подлокотник кресла сильнее, чем стоило — но как было не волноваться, когда очередное маленькое испытание решало: Светлый этот эльф или фальшивка, очередная пустышка?

— Полагаю, — ответил Лагортал, задумавшись на время, — некоторые мои родичи, не доверяя Валар, так поняли слова Тулкаса. Но, конечно, из этого не следует, что обвинившие были коварными и алчными. Иногда, в самом деле, обвиняют других в том, что делают сами — но это не единственная причина. Здесь, я уверен — причиной была клевета Мелькора на Валар, будто они только и мечтают, как бы захватить Сильмариллы. И вот тут… названная тобой причина подойдёт.

Передававшиеся вполголоса слухи доходили и до него, но он, доверяя Валар, возмущался самим этим предположениям. Лишь позже узнав, кто за ними стоит.

Лагорталу показалось, что он смог уйти от тяжести своего положения, но Волк не собирался давать своей надежде закрывать глаза на правду.

— Ты хорошо сказал: «Мы совершаем то, что требует оправдания, но мы сожалеем об этом, а вы нет». Только, понимаешь ли… Далеко не все из вас сожалеют. Причем как из твоих родичей, Лагортал, так и из твоих, Кирион. И что тогда получается? Лишь те из вас, кто сожалеют, могут зваться светлыми?

— И те, кто не сожалеют о содеянном, не становятся Тёмными и подобными тебе, хотя и могут навредить самим себе, — Лагортал упрямо закусил губу, чувствуя неожиданную усталость. Он был воином, а от него требовали ответов, словно от мудреца… словно здесь за одним столом с Сауроном сидел Государь Финрод Фелагунд. Но он вовсе не был Финродом, он только пытался отвечать достойно его Верного, вспоминая слышанное. Эльф тряхнул головой. — Но я могу по-настоящему сказать только о себе и не хочу разбирать перед тобой моих родичей-эльдар. Скажу только — если кто не сожалеет, то потому, что считает, что деяние его было добрым или верным, или справедливым; или не сожалеют по заблуждению. И не для себя самих ведут войну.

Волк улыбнулся, слушая ответ Лагортала: эльф ответил не так, как ожидал Маирон, но хотя бы и не так, как другие его товарищи. За окном сверкали отблески молний в темноте.

— Ты, Лагортал, хорошо ответил, но ты прав, я не сожалею о содеянном. У меня есть цель, и я иду к ней, сметая на пути все, что мешает, но только если это необходимо, и если не удается иначе. Я бы сказал, что в этом схож с вашим Первым Домом.

— Только если необходимо и если не удаётся иначе? — недоверчиво переспросил Лагортал. По тому, что он знал о Сауроне, это было непохоже на правду. — Хотя — какова твоя цель?