— Я исходил из того, что ты из нолдор*, мудрых, и стало быть, разговор тебе интересен. Тем более, что ты упустил другие аспекты жестокости, присущие твоему народу и воспеваемые в нем, — но это было еще не все, и Маирон продолжил. — Ты согласился прийти не по доброй воле, это правда. Но ты сказал, что придешь и будешь вести себя как гость. Однако, вместо того, что обещал, ты выказываешь мне свое негодование. Так ты держишься своих слов? А я своих держусь и воздаю еще и сверху, так справедливы ли слухи, что обо мне ходят? Или это больше похоже на рассказ того, кто злится на себя самого, а винить выбирает меня?
Лагортал опустил голову, стараясь сдержаться после того, что он узнал о Ламмионе и Нэльдоре…
— В самом начале я недаром спросил — что для тебя входит в обязанности гостя и хозяина? Потому что мы можем понимать их не одинаково: как и оказалось ныне. Ты говоришь — я веду себя не так, как подобает в гостях. Чем же? Тем, что сказал — «мне это не в радость, и ты нас принудил к этому»? Эти слова правдивы и вежливы, и… негодование выказывают не так. А обычая притворяться, будучи в гостях, или говорить одно лишь приятное у нас нет. Зато приглашать в гости подобным образом против всех обычаев. И это не единственное, что мы понимаем не одинаково — скажем, твои представления о вине для меня являются более чем странными, — безумными и искажёнными, если бы он мог сказать прямо.
Волк только хмыкнул. Этот эльф не интересовался знанием. И ставил себе выше Маирона. И при том начинал то ли злиться, то ли бояться, балансируя на грани — интересно, куда он с этой грани сорвется? Или сможет взять себя в руки, устоять?
— Я ответил тебе, Лагортал, что буду доволен, если мы будем беседовать. А ты уклоняешься от беседы. Ты сказал свое мнение и ответил, что плевать хотел на мое. Ты начинаешь огорчать меня, эльф. Мы оба скованы нашей враждой, но даже враждовать можно по-разному. Я проявляю к тебе милость и благородство, удивительное для Севера, но ты не видишь этого, и для тебя это само собой разумеющееся, и тебе всего мало. Ты ставишь мне в вину, что я заставил тебя сменить подвал и мучения на удобные комнаты и доброе отношение; ты ставишь мне в вину, что вместо допросов вам двоим досталась беседа. Ты не видишь милости в том, что ради тебя я согласился не только не трогать Кириона, но и остановил все допросы, дал сверх нашего уговора, чтобы вам было удобнее сидеть со мной. Ты наговорил мне дерзостей, за которые другие бы давно жестоко расплачивались, но я не выказал гнева, и ты тоже считаешь, что ничто особенное ради тебя не сделано. Но — не испытывай мое терпение вечно, эльф. Я избавил вас всех от пыток, но если ты хочешь вместо благодарности ставить мне это в вину, я могу вернуть все, как было. Ты будешь сидеть на троне, а все твои спутники пройдут перед тобой. Узнаем, кто из них сколько может вынести.
Ужин подходил к концу. А за окном всё сильнее разыгрывалась буря.
Лагортал и Кирион побледнели и стиснули руки, выслушивая Саурона. Он представлял свои действия, своё принуждение к гостям через пытку Кириона как «милость и благородство»… А то, что нолдо беседовал с Сауроном, так вежливо и сдержанно, как мог, и за всё винил себя — было для того только поводом для обвинений и угроз. «Кирион», — думал нолдо, дрожа от сдерживаемого гнева. — «И остальные…» Угроза была поистине страшной. Лагортал не мог взять и согласиться с Сауроном, даже ради Кириона. И не мог смолчать, это было «нарушением условий».
— Я отвечал тебе, и отвечал долго, и сидел за одним столом, и принимал от тебя пищу. Вначале ты сказал, что этого будет довольно. Теперь же требуешь большего — хотя сам отказался вначале назвать точные условия. Отчего, тебе лучше знать. Я и сейчас не знаю, чего ты желал от меня. Я не сообщал тебе всего, что о тебе думаю. Если бы стал притворно хвалить твою милость и благородство, то я точно стал бы много хуже себя; ты, кажется, не этого желал? А искренне счесть тебя благородным и милостивым… — эльф резко мотнул головой. — Я не сужу о достоинствах по меркам Севера или того, что я знаю о Севере. И если ты считаешь одним из условий искреннее почтение и благодарность, это условие невыполнимо.
Это было самым сдержанным и любезным, что Лагортал мог сказать сейчас захватчику и палачу.
Волк почувствовал, как защекотало от удовольствия загривок, глядя на то, какой эффект произвели на эльфов его слова — всего лишь слова, легкая угроза. И это приятное щекотание и холодок несколько остудили умаиа, его жажду крови и криков, что начала подниматься из-за этого упрямца и его последних препирательств. И это было хорошо, было уместно. Лагортал… он был отважен, но страх за других сковал его и заставил судорогу сдерживаемого гнева пройти по всему телу. Как же… будет с ним интересно, когда они все же спустятся в подземелье. Но на пока стоило сдержаться.