- Если бы ты говорил только обо мне, Больдог, разумным было бы ответить иначе, но это касается и Ламмиона. И потому скажу: в твоих словах есть неправда, и я готова подтвердить это с клятвою… Вся рубаха была пропитана кровью - это называется “совсем ничего”? Иное ты высказал так, что не знающие могут подумать, будто бы Ламмион и я вначале передали Гортхауру, что согласны идти в гости; ни в какой форме мы не говорили этого. И Ламмион никакой не “подлый обманщик”, - дева глубоко вдохнула, стараясь успокоиться. - Кроме того, мы были безоружны, и ни один из нас не нанёс удара, мы только ринулись бежать вперёд. А о себе скажу, что вы видите меня и видите Больдога, и, верно, лучше меня знаете о его силе. Я-то только однажды увидела, что он способен одним взмахом руки причинить такую боль, что эльф застынет посреди движения, и после с трудом будет идти… И безоружная дева могла бы так навредить Больдогу, что это заслуживает того, чтобы на одном из моих друзей живого места не оставили? Если бы некто много слабее вас, скажем, израненный старик из вашего народа, побежал на вас и даже не мог нанести удара, вы сочли бы справедливым преподать ему такой урок?
- Оставь свои клятвы при себе, твои слова не много стоят. Не ты ли говорила Повелителю, что больше не зовешься Линаэвэн, а потом снова так представилась. Что до рубашки - да, она была в крови, но ты помнишь, сколько времени прошло, прежде чем ее тебе принесли? Раны, и правда, были слабые, и пришлось долго ждать, пока ткань от них пропиталась кровью.
Хотя, на самом деле, время ушло на глумление над пленниками перед кнутом, но зачем говорить правду? Больдог едва не рычал от досады: да, удалось отбить и эти обвинения, но пришлось потратить слова об имени, хотя они были заготовлены про запас.
- А обещаний быть гостями вы не давали, нет, - подхватил эстафету Фуинор, видя, что надо помогать Больдогу. - Просто вы ни слова не сказали против и с удовольствием приняли тот отдых, что вам предложили. Зачем обещать, когда можно просто пользоваться, о дева благородного народа!
- И откуда я знаю, что вы там удумали - напасть или просто бежать вперед. Вы дернулись в сторону парней, парни среагировали на угрозу. Да что ты мне вообще сочиняешь, - разозлился орк, - кто поверит, что вы просто бросились вперёд? Что за глупость - просто решить побегать по замку врага? Нет, ты верно говоришь, что были вы без оружия, вот и решили захватить его, застав нас врасплох.
Март сидел с бледным лицом - его крайне расстроило все, что он услышал. И ведь как легко и плавно она врёт! Не будь рядом товарищей, он мог бы придти в смятение, быть может, даже отчасти поверить ей, начать сомневаться в Больдоге. С замиранием сердца Март слушал, как же слова Линаэвэн опровергнут дальше.
- Взмах руки, и Ламмион с трудом шел? - переспросил суровый и молчаливый Ханор. - Прости, но твой товарищ слабак. Я дрался с Больдогом врукопашную на тренировках, у него тяжёлая рука, но не настолько, чтобы потом едва идти.
- Живого места не оставили, - возмутился Больдог. - Ты же не видела пленника, почем знаешь, зачем о нас так говоришь?
А Март вспомнил, как Линаэвэн, узнав о смерти жены старосты, сразу приписала это убийство оркам, и совсем погрустнел. А Больдог продолжал:
- Наказали не за вред, что вы причинили, а за вероломство. И я тебе о том ещё тогда прямым текстом сказал.
- Ты прав, сказав об имени, - признала тэлерэ, выслушав Больдога и Фуинора и сдерживая себя. Она не должна была называться прежним именем здесь после того, как решила сменить его. Но к новому имени нужно было хоть немного приучиться; и были многие волнения, и неожиданность, и Март - она говорила с ним так, как не стала бы говорить с умайар… - Я не знала заранее, с чем могу столкнуться здесь, скажем, не думала, что могу познакомиться с кем-то, кроме врагов… Но какое отношение это имеет к клятвам, которые нельзя нарушать безнаказанно, ибо таковы законы мира? Что на моём товарище живого места не оставили, я подумала по тому, сколько было крови. Но я готова поверить твоему объяснению: ты нанёс слабые раны, а после нарочно ждал, пока ткань пропитается кровью. Чтобы создать для меня и Ламмиона видимость жестокого истязания. Облегчение, что мой товарищ страдал меньше, как вы представили; но после твоего признания - согласись, и у меня есть причина не верить твоим словам. И не одна, если ты почитаешь молчание знаком согласия. Ведь ты промолчал, когда я спросила - что говорил обо мне ваш повелитель, и Фуинор ответил “Ничего”; а теперь оказалось: ты знаешь, что я сказала ему об имени.
- Твои слова об имени имеют то же отношение к клятвам, что и молчание Больдога, - возразил Эвэг. - Они показывают, что тебе нельзя верить, и что твои слова и обещания ничего не стоят.
- И на меня ты зря наговариваешь, - поддержал Больдог. - Повелитель лишь назвал твое имя, прося привести. Сначала сказал “Линаэвэн”, а потом оговорился, что ты так больше не зовешься. Прости, но ты не слишком-то интересна, чтобы о тебе рассказывать.