Заботиться о себе было непросто, но постепенно он учился обращаться за помощью – к Илье или Наде, когда чувствовал, что поступает с собой нечестно или вовсе жестоко. Птица думал, что умение просить о помощи всегда было одним из человеческих качеств, которые он не понимал, находясь на небе. Он был уверен, что всегда может справиться один – он же, как-никак, ангел! А вот наблюдать за людскими потугами и сомнениями, пока те с трудом брали себя в лапки, было увлекательно. Кто ж знал, что на самом деле требуется куда больше храбрости, чтобы обратиться к близким, когда тебе тяжело, чем героически страдать одному. Иногда ему не надо было ничего говорить – его понимали с полуслова, и в груди Птицы разливалась нежная благодарность.
глава 9 каникулы
Курилка около университета в неделю защит курсовых и дипломных работ бурлила и вибрировала тревожностью. В студенческих голосах слышалась паника – она сигаретным дымом обволакивала двор, клубилась и забивалась в легкие, завязывала в узел кишки, основательно на них потоптавшись. Защиты, как и все похожие публичные выступления, где надо что-то кому-то доказывать, Птица не любил: он мямлил и мычал в попытках сказать связные предложения и покрывался красными пятнами от смущения, даже если был уверен в своей работе на сто сорок шесть процентов. Такой уверенности, правда, у него почти никогда не было, но он знал наверняка: и она бы не помогла меньше обливаться потом, пока стоишь у проектора и нелепо тыкаешь тупым карандашом в слайды, слепленные на коленке за пару часов до.
В этот раз защиты шли без Птицы, а сам он, козыряя академом, сидел на ступеньках около входа и курил. Хвастаться карточкой академотпуска ему нравилось: проходящие мимо сокурсники спрашивали, когда он защищается и кто у него в комиссии, а Птица лишь пожимал плечами. В другой раз, говорил он им, а про себя думал: или уже никогда. Сокурсники вздыхали, называя его везунчиком, сжимая в руках папки и распечатки, а потом шли дальше, исчезая в пасти университетского корпуса.
Птице хотелось бы рассказать кому-то о небе так же легко, как об академическом отпуске. Есть ли телефон доверия для падших ангелов? Он хмыкнул себе под нос, покачал головой. Сигарета истлела в пальцах до фильтра, и Птица поднялся со ступеней, чтобы ее выбросить, отряхивая штаны от июньской пыли. Илья должен был выйти минут двадцать назад, но то ли комиссия ухватилась за него щупальцами дополнительных вопросов, то ли он, на радостях сдачи, решил устроить жаркий мейк-аут в университетской библиотеке с своей искусствоведкой Лерой, которая, как понял Птица, обещала ждать Илью около аудитории. Защиты у факультета истории искусств прошли на прошлой неделе, сама Лера, по словам Ильи, получила чуть ли не одиннадцать из десяти возможных баллов за работу по фрескам Святой Софии в Новгороде и теперь терпеливо околачивалась около аудиторий в ожидании подруг и друзей с других факультетов.
Из дома Птицу тоже вытащила Лера, рассчитывая передать в его надежные руки замотавшегося после защиты Илью. «Мне потом просто еще девочек с филфака ждать, они после Ильи на четвертом этаже защищаются», – виновато написала она, подкрепив сообщение эмодзи с умоляющими глазами. Птица, конечно, согласился, хотя перспектива идти в университет его немного пугала: он все боялся, что завеса напортачит, и оказаться в этот момент в месте, где его хотя бы заочно многие знают, ему не хотелось. В завесе он был совсем не уверен, но желание увидеться с Ильей, который последние недели не вылезал из библиотеки, пытаясь сварганить текст курсовой, было сильнее.
Толпы в курилке накатывали волнами: приходили и уходили люди, курили и переживали вполголоса, громко смеялись, выдохнув после защиты, иногда плакали, шмыгая носом, а голоса их смешивались в поток. Спустя какое-то время Птица перестал вслушиваться и воспринимать речь вокруг. Курить не тянуло, он и так превысил свой внутренний лимит на две сигареты. Хотелось только наконец забрать Илью и утащить в парк, а лучше на веранду «Волковской пивоварни» и уверить, что все это закончилось и хотя бы пару месяцев Илья может побыть свободным, насколько это возможно.
Илья появился, когда Птица, уже не зная, чем заняться, играл сам с собой в крестики-нолики на пыльном стекле у входных дверей в корпус. Он оглядел крестико-ноличные художества, мысленно пожалел того, кто будет их отмывать, и повернулся в сторону Ильи. Тот выглядел помято и устало, крутил головой в поисках, но взгляд его никак не фокусировался после долгих разглядываний древнегреческих текстов в попытках понять хоть что-то перед финальной защитой.
– Йоу! – окликнул его Птица, помахав рукой перед лицом. Илья замер, чуть жмурясь:
– А, вот ты где.
Илья приветственно приобнял его одной рукой, похлопал по плечу.
– А где Лера?
– Поутешала меня в коридоре, – выдохнул Илья немного грустно. – Но я сказал, что утешаться дальше буду с медовухой у тебя под крылышком.
Он подмигнул Птице и потащил его подальше от университета.
– То есть… – Птица замялся. – Прошло не очень?