Птица

– Не знаю, как картошка, а я уже точно готова ее схавать, – меланхолично отозвалась Лиза, тыкая обуглившейся палкой в картофельные клубни в скукожившейся от огня фольге.

– Удачной дегустации, – усмехнулся Илья.

Птица молчал, ощущая, как внутри все сжимается, а желудок скручивает злость вперемешку с тревогой. Надя в его объятиях тоже напряглась, как будто почувствовав изменения, и Птица заметил, как она нахмуренно посматривает на него снизу вверх.

– В темном-темном лесу маленькая девочка по имени Лиза съела непропеченную картошку и умерла от поноса, – на манер детских страшилок проговорил Илья. Птица перевел взгляд на Лизу – та увлеченно вылавливала из углей картошку, сгоняя клубни в одну кучу.

– Ты сам сказал, что она уже готова, – отозвалась она невозмутимо.

– Ну я не знаю, я просто так сказал, – начал защищаться Илья. – С картошкой не угадаешь, тут как господь подаст.

– Я не думаю, что господу есть дело до нашей картошки, – скептически ответила Лиза, возвращаясь к вылавливанию клубней.

– Мда уж, – неожиданно для себя пробормотал Птица вслух.

Ребята синхронно обернулись в его сторону.

– Думаю, господу было бы дело до картошки, только если бы она в чем-то провинилась, – продолжил Птица с язвительностью, которой раньше за собой не замечал. – Думаю, что господу есть дело, только если ты в чем-то провинился.

– И это мы еще даже не пили, – негромко протянула Лера. Птица увидел, как она непонимающе переглядывается с Ильей, а тот отвечает ей таким же недоуменным взглядом и пожимает плечами. Птице было уже все равно. Злость внутри него клокотала и бурлила вулканической массой, плескалась до краев.

– Было у вас такое, что вы живете себе спокойно, работаете свою работу, отдыхаете, там, ну, нормально, в общем-то, живете, а потом вдруг оказывается, что ваш самый близкий друг – стукач и предатель? – проговорил Птица.

– Не понял, – встрепенулся Илья на словах Птицы о близком друге.

– Это не про тебя, расслабься, – отмахнулся Птица и продолжил: – Живете себе, в общем, и вдруг у вас вся жизнь рушится из-за глупой ревности и обид. А вы вообще не думали, что так бывает, ведь ближе вашего друга у вас никого-никого не было. Был только он и ваши общие секреты, а потом он сдал эти секреты, почувствовав, что уже не является для вас целым миром, как это было раньше, и надо вас наказать. Глупость какая! Жили бы себе спокойно, а может, лучше бы поговорили по-человечески, прояснили недомолвки, и все бы наладилось. А, да, по-человечески поговорить бы не вышло: они не были людьми.

Голос Птицы дрожал. Он чувствовал, как подступают слезы, а горло сжимается от плача. Остановить бессвязную и горькую речь он не мог: так долго держал это в себе, что в секунду ощутил, как все его переживания и боли начинают взрываться фейерверками.

Птица почувствовал руку Нади, сжимающую его предплечье. Он оглянулся на нее, уверенный, что она его остановит, заткнет фонтан слов, вдруг прорвавший его терпение, но она только кивнула ему коротко в знак поддержки.

– А еще, еще: было у вас такое, что у вас нет выхода и вы все равно идете на поводу у руководства? – На этих словах Птица многозначительно стрельнул глазами вверх, к небу. – И вот вы сидите и думаете: а оно вам вообще надо? Почему вас нельзя просто оставить в покое? Почему нельзя просто пустить вас наверх, домой, или оставить все как есть. Ненавижу просто это все, ненавижу.

– Птица… – тихо начала Надя. Она выглядела встревоженной и обеспокоенной, брови ее были сведены к переносице, а в глазах стояли слезы. – Ты… ты же про себя рассказываешь, правда?

Вокруг костра стало тихо. Слышно было только, как трещат поленья. Птица судорожно вдыхал и выдыхал, пытаясь успокоиться. Он не должен был всего этого рассказывать. Все его мытарства, навязанные небом, звучали странной историей, выдуманной с бодуна или почерпнутой в книжках по средневековой библейской иконографии. Он никогда не хотел быть героем средневековых поучительных фресок, но вышло все наперекосяк. «Как по-человечески», – горько усмехнулся голос в его голове.

– Птиц, – мягко сказал Илья, делая к нему осторожный шаг. – Ты чего?

Птица зажмурился. Голова гудела звоном ангельских труб – тех самых, с вытянутой им карты Таро из Надиной пестрой колоды. Он склонился низко, уткнулся лбом в колени и накрепко закрыл уши. Звон не прекращался, наоборот – усиливался с каждой секундой.

Послышался громкий хлопок. Столб света пронзил землю в нескольких метрах от ребят, озаряя лес белым. Птица раскрыл глаза и в ужасе вытаращился на светящуюся полосу среди деревьев. Ребята отшатнулись. Птица вскочил и в два счета преодолел расстояние между ним и фигурой, вышедшей из столба света.

– К чему спецэффекты? – спросил он резко. В том, что обращается к Ру, Птица был уверен.

– Ты совсем сдурел? Ты чего делаешь?