Птица

О том, что за людьми можно подглядывать, ему тоже рассказал Ру. Ну, не то чтобы можно, но, если особенно не вникать и не прикипать, не возбраняется. Так у них появился земной стрим – бесконечный и всегда увлекательный. Сначала они отлучались совсем ненадолго по небесным меркам: так, подглядеть за людьми на разных концах земли, обсудить увиденное. Это была небольшая шалость, к которой временами не хватало попкорна – к человеческим переживаниям и концам света по людским меркам они относились бессердечно.

Незаметно отлучки стали длиннее, локации сократились, а разговоров между Птицей и Ру стало меньше. Ру наскучило наблюдать за людьми, и он стал пропадать в ветрах и грозах, а Птица стал прилетать на край облака без него. Без Ру было одиноко, но люди понемногу заполняли тоску в метафизическом сердце Птицы и заставляли задаваться новыми вопросами. Почему они, ангелы, не помогают людям больше? У них столько всего ужасного происходит! Почему Птица тут, на небе, а люди там, внизу, совсем одни?

Но люди не были одни, понял в какой-то момент Птица. Люди были друг у друга, а совсем один был он на небе. Он попытался поделиться этим с Ру, но тот отмахнулся:

– Ничего ты не один, не выдумывай. Мы тут одна большая ангельская система. Нам не может быть одиноко, мы не люди. Да и вообще, у тебя же есть я.

Птица этого не чувствовал. Ру не хватало. Вместо него продолжало тянуть к людям. Так он и прохлаждался на облаке, наблюдая и отмеряя безвременье периодическими визитами Ру и табачными окурками, которые в полете превращал в падающие звезды. Это был совсем крошечный и простой трюк, но Птица хотел верить, что люди на его звезды загадывают желания – и те со временем обязательно сбываются.

Ру его романтических настроений не разделял:

– Завязывать тебе надо с этим сталкингом, – сказал он. – До хорошего не доведет.

Птица фыркнул:

– Ну, ты не рассказывай никому, и все будет нормально.

– То есть просто меня на небе тебе не хватает? Нужно еще обязательно человеческих питомцев найти? – неожиданно зло вспылил Ру.

– Они вообще-то люди. Ничем не хуже нас. А может, и лучше, – ответил Птица. В глазах у него сверкали звезды, перья в огромных крыльях подрагивали. Пренебрежительного отношения Ру к людям он не понимал.

– Они на земле, а мы на небе. Нужно знать свое место и быть благодарным за него. А ты уже заигрываешься. – Ру сложил руки на груди, тревожно глядя на Птицу.

– Я просто смотрю. Больше ничего.

Птица не был уверен в том, что говорит правду.

– Точно? Ты их уже поименно знаешь, каждый земной день пялишься на них, будто хочешь к ним. А может, на самом деле хочешь?

Птица отвернулся. Ангелы не ссорились, и их внезапная перепалка с Ру выбивала его из колеи, чудилась неправильной и невозможной. Ему казалось, что, будь в его метафизических легких настоящий воздух, он бы задыхался от злости и обиды, но он просто громко пыхтел, искоса поглядывая на Ру. В тишине между ними парили молнии и звезды, которые взрывались при соприкосновении, но извиняться никто не торопился. Ру улетел, громыхнув напоследок, а Птица остался на облаке один – снова.

После ссоры они не виделись вечность – так казалось Птице. На небе все было вечным. Без Ру метафизическое сердце Птицы ныло пустотой, но пустота эта была тоскливой и горькой, как когда чувствуешь, что все делаешь правильно, но терять на пути спутников все равно больно. Птица продолжал приглядывать за своими людьми, создавал для них почти незаметные чудеса и удачи: полевые дороги без зарослей борщевика, удачный билет на экзамене третьего модуля, когда сил совсем не остается, удвоенную скидку на карамельный батончик в ларьке у заправки.

Хотелось еще послать им солнца – яркого и согревающего, но в погоду Птица не вмешивался: не его это было дело, да и Ру точно заметил бы. Разговаривать с ним Птица из упрямства не хотел, хотя его крылья трепетали жалобно в разлуке, стоило ему подумать о ветреном ангеле. От этих мыслей Птица отмахивался так же лихо, как скидывал пепел с сигареты, за тлением которой в последние безвременные моменты наблюдал совсем отчаянно.

Когда он соскользнул с облака, а крылья не спасли полетом, в высоте он увидел Ру. Тот кричал ему что-то вслед неразборчиво, трясся и перевоплощался, горел ветхими кольцами настоящей, не антропоморфной формы и плакал десятками глаз. Слов Птица больше разобрать не мог, он слышал только плач, долетавший до него с неба. Жалобные звуки обвивали его потоками воздуха, пытались зацепить и поднять обратно наверх. Ничего не вышло. Птица все равно упал.

Воспоминания пронеслись через Птицу, как шустрый болид «Формулы-1», а потом с грохотом разбились об ограждение. Он почувствовал себя невезучим новым гонщиком из «Феррари», по которому страдала Лиза: ни одна стратегия не уберегла Птицу от сокрушения из-за всплывших небесных воспоминаний.

– Вам не кажется, что картошка уже готова?

Вопрос Ильи вырвал Птицу из мыслей, и от неожиданности он дернулся, потревожив Надю, свернувшуюся кошкой у него под боком.