Птица

Птица зажмурился и счастливо рассмеялся. Он и не думал, что поход в баню закончится поцелуем с Надей, но был ужасно доволен и благодарен ей за решительность, которую сам он только-только учился собирать в кучку из недр себя. Решительность никогда не была его сильной стороной, но он чувствовал, что со временем становится уверенней и храбрей. Было бы только время.

Прогнав эти мысли из головы, Птица потянул на себя дверь парилки и зашел внутрь. Краем глаза он увидел, как из каменки, в которой мерно горели поленья, сверкнуло крупными искорками. Наверное, это просто мерцание, которое Птица видел всегда, когда Надя была рядом, когда касалась его и целовала. Влюбленные искорки. Птица усмехнулся этой идее.

глава 17 огонь

После предбанника казалось, что в парилке совсем нечем дышать, а кожа по новой покрылась крупным потом почти мгновенно. Птица провел ладонями по влажным предплечьям, стирая пот и чувствуя, какая у него горячая и распаренная кожа. Он довольно промычал себе под нос. Расслабляться хорошо, почему он раньше этого не делал?

Птица забрался на верхнюю лавку и без сил прислонился к стене, ежась от ее жара, закрывая глаза и прокручивая в голове все моменты с Надей – от того, как встретил ее во дворе своего дома, и до того, как она, разморенная и теплая, подмигнула ему, выходя из предбанника после их поцелуя. Улыбка сама расцвела на его лице, и он позволил ей там остаться, периодически довольно хмыкая и думая о Наде, ее мягкой коже, ее влажных от банного пара кудрях.

Захотелось курить. Птица не сразу осознал этот импульс. Внутри тянуло. Он тяжело выдохнул и подумал: да, после такого вечера сигаретка была бы как раз кстати. Но выходить в предбанник Птица не спешил – было уж больно лениво и хорошо сидеть в окружении густого пара, чтобы сразу подрываться за сигаретами. Еще минуточку и пойду, думал он. Пар продолжал обнимать его плотными руками, которые оставляли влажные отпечатки на его коже.

Время текло медленно, и одновременно Птица его совсем не чувствовал. Он перестал понимать, как долго уже сидит на лавке, как давно ушла Надя и не ищет ли его. Потом он вспомнил про Илью: тот наверняка должен был вернуться за своим телефоном и заодно захватить Птицу. Если еще не возвращался, значит, не так уж много времени прошло, так думалось Птице. Можно и еще посидеть.

Становилось все жарче, а может, Птица просто перепарился, но выходить он не хотел. В банной полудреме было тепло и уютно, а реальный мир совсем не внушал доверия. Вот бы остаться тут навсегда, думал он, чтобы была только тягучая расслабленность, влажная кожа и безвременье.

Птица резко распахнул глаза. Безвременье? На последней неторопливой мысли он споткнулся. Безвременье, серьезно? Разве не от него он пытался сбежать еще тогда, на небе? Все внутри Птицы сжалось во внезапном беспокойстве, кошка-тревожка вернулась топтаться по всем его внутренностям, не забывая пошкрябать сердце острыми когтями. Сердце стучало, и Птице казалось, что его стук отдает в горле, но никак не выходит наружу.

Он вдруг почувствовал по-настоящему, как жарко внутри бани, как пот заливает ему глаза – и его ежеминутные попытки утереть лоб не помогают. Голова была тяжелой, будто ее залило раскаленным свинцом, а в ушах звенело. «Вот сейчас я и правда переборщил», – пронеслась у него мысль. Он резко вскочил с лавки и пошатнулся: голова закружилась, а вместе с ней комната. Птица ничего не видел в плотном паре, исходящем от камней в углу. Они точно должны так парить?

Легкие Птицы, чудилось, состояли из банного пара, который набивался туда все то время, что он блаженно сидел без единой связной мысли в голове. Птица закашлялся, ухватился рукой за край лавки и попытался сохранить равновесие, но тут же отдернул руку: дерево были раскаленным.

– Ау! – вскрикнул он и снова попытался открыть глаза, утирая пот и убирая с глаз мокрые волосы.

Лавка светилась, от нее исходил красноватый свет, будто еще секунда – и она вспыхнет огнем. Птица вытаращил глаза в ужасе и подавился вдохом. Нет, нет, нет. Только не сейчас! Нетвердо стоя на ногах, он огляделся, но мало что смог увидеть: вся комната была заполнена плотным паром, только контуры лавок огненно светились. Дышать не получилось. Птица делал вдох и давился воздухом, который обжигал его легкие.

Он попробовал двигаться в сторону выхода, но его шаги были крохотными, неуверенными. Он был слишком медленным, и время, которое еще недавно тянулось лениво, отдавая Птице все, вдруг обрушилось на него полным весом. Время кончилось – время всегда кончается. Паника подступала к горлу, но Птица упорно шел вперед, еле держась на ногах. Голова кружилась каруселью, он почти ничего не видел и уже даже не пытался избавиться от пота. Ему чудилось, что весь он – терпкий и густой пот и тело его превращается в потную жижу, так оно сопротивлялось его движениям.