Птица

Что дальше? Птица не знал, что делать. Крылья были дурацкой идеей, он бы все равно не смог вылететь из парилки, вдруг превратившейся в горящую герметичную камеру. Он не знал, чем он думал. То, что в крыльях он на долю секунды почувствовал полет, не воодушевляло, только еще больнее било под дых, особенно теперь, когда по собственной глупости он подпалил маховые перья, без которых все равно больше не взлететь. Слезы продолжали катиться по лицу Птицы, и он беспомощно всхлипывал. Колени жгло раскаленным деревом. «Скоро все вспыхнет – и на этом конец», – отчаянно думал Птица. Небесный огонь сожрет его, но не затронет никого и ничего из человеческого мира, а потом он исчезнет, словно его и не существовало никогда. Птица знал, что все случится именно так. Испытания ведь так и работали: они были только про него и больно будет только ему, остальные останутся невредимыми и, скорее всего, в этот раз точно забудут о его недолгом существовании.

Боль, проникающая в его тело, была белой и невыносимой. Голова отказывала, и он снова начал задыхаться, а комната вокруг уже не кружилась. Она уплывала от него, а он остатками сознания все еще пытался за нее хвататься: небесный огонь разъедал его, покрывал болючими пузырями, но он все не отпускал эту несчастную комнату, казавшуюся ему последним остатком человеческих моментов, которые у него были.

В ушах шумело. Вдруг Птица уловил движение в предбаннике, едва различимое его ускользающим сознанием. Пересиливая себя, он прислушался: там кто-то копошился и, кажется, не подозревал, что парилка за соседней стеной объята небесным пламенем, желающим сожрать Птицу и утащить за собой. В предбаннике что-то упало, послышались негромкие ругательства, почти не слышимые через треск пламени вокруг Птицы.

Это Илья, осознал вдруг Птица. Вернулся за телефоном! Птица закашлялся, подавшись вперед к двери, все еще раскаленной и пылающей краснотой. Снова открыв рот, чтобы закричать о помощи, он замер. Люди не должны вмешиваться в испытания. Это не их дело, это их не касается. Испытания внутри испытуемого, и никто из внешнего мира не может помочь – так их учили на небе, так Птица рассказывал когда-то всем, кому доносил новости об ожидающих испытаниях, а сам бессердечно смеялся: не убивайте гонца! Птица тревожно мотал головой из стороны в сторону. Нет, нет, нет.

– Птиц! Напарился? Го пить пиво! – послышался голос Ильи за стеной. Птица заплакал сильнее, не зная, что делать. Он был охвачен сомнениями: не дай бог Илья пострадает, выручая его из небесного пламени. Птица горько выдохнул, кашляя.

– Птица? – в голосе Ильи послышалось беспокойство. Птица поднял голову и уставился на дверь, разделяющую их. Она предупреждающе загорелась ярче. Птица судорожно выдохнул, снова заходясь в кашле. Он весь сжался в страхе и боли, попытался встать на ноги, опираясь ладонью на пол. Было так больно, что он не выдержал и закричал. Ладонь, уже обожженная раскаленной ручкой двери в парилку, покраснела и покрылась пузырями от пламенеющих деревянных досок пола.

– Птица!

Илья уже кричал в голос, и Птица услышал, как он подбегает к двери, дергает на себя ручку – с той стороны, видимо, прохладную и безопасную. Дверь не поддавалась. Надежда, едва начавшая расцветать внутри, снова оказалась сожрана пламенем. Дверь не откроется, пока Птица сам не позволит, чувствовал он. Пути господни путями господними, но выбор, разрешить ли себе помочь, был только его, Птицы. Куда приведет это выбор, он решительно не знал. Он жалко захныкал, соображать уже почти не выходило. Хотелось, чтобы все уже закончилось и никогда не возвращалось. Птица открыл рот, в который тут же начал набиваться пар, вдруг оборачивающийся едким дымом и оседающий в его и без того страдающих легких, и закричал на последнем дыхании:

– Илья! Илья!

– Птица!

– Открой!.. Открой дверь!

Послышалось очередное копошение за стеной, Илья дергал на себя дверь, суетился, лихорадочно поворачивал ручку, та угрожающе пылала изнутри парилки и гудела. Птица не отрывал от нее взгляда, болезненно сведя обгоревшие брови к переносице.

Дверь отворилась. Птица увидел ошеломленное лицо Ильи, который во все глаза таращился на Птицу в мерцающей небесным огнем комнате. Птица видел, как он пытается взять себя в руки, но весь заметно трясся и дрожал, паникуя. Илья подобрался насколько мог близко к Птице, от которого его отделял высокий порог, и протянул ему руку.

– Давай! – вскричал он взволнованно.

Птица схватил его руку, и Илья пальцами крепче обхватил его запястье, а потом сильно потянул на себя. С громким хлопком комната вспыхнула. Птица обернулся: пламя было настоящее. Оно облизывало стены, коптило потолок чернотой и громыхало. Птица вытаращил глаза, а потом оказался в руках Ильи, который вцепился в него железной хваткой. Пламя из парилки, уже настоящее и человеческое, ворвалось в предбанник, тут же охватывая его изнутри.

– Держись! – кричал Илья, почти таща на себе Птицу.