Птица-хохотунтья.

— Да нет, Бог миловал, но боюсь, мне придается столкнуться с ним при исполнении служебных обязанностей. А что, у вас тут, на Зенкали, воздух какой-то особый? Вот я уже увидел Ганнибала, Кинги, губернатора, леди Эмеральду,  каждый по-своему с ума сходит. А остальные все — тоже такие?

— Ну, надо признать, что здешнее общество действительно несколько эксцентрично, если оценивать его по обычным стандартам. — Философски заметила Одри. —  Я думаю, это присуще всем островам, в том числе и Зенкали. Своего рода островная болезнь, здесь каждая причуда и слабость характера человека гипертрофируется и консервируется. Остров действует как своего рода теплица, превращает людей в нечто редкое и любопытное. Да,  только чудаки и остаются здесь.

Одри встала и отряхнула с ладоней крупицы песка. — Сегодня я хочу познакомить тебя еще с несколькими нашими доморощенными эксцентриками. В конце концов, именно они заставляют остров крутиться.

— Хорошо. Но я хочу, чтобы ты пообещала познакомить меня также с дерево омбу.

— Конечно обещаю.

Одри приехала на видавшем виды, но еще вполне надежном «мини-моуке»[35], на заднем сидении которого Питер увидел корзину с едой и портативный холодильник с напитками.

— Мы устроим неплохой пикник, — Одри, кивнула на взятые в дорогу припасы. — Знаю одно чудесное местечко на Матакаме.

— Это не рядом с долиной, которую прибрал к рукам Лужа?

— Именно так. Приятное местечко, возможно, одно из самых красивых на острове. Но ему недолго таким оставаться — затопят, построят эту огромную плотину, — сердито добавила Одри. 

— Так ты тоже против этой затеи?

— Еще бы! Жили себе простые, счастливые и, по большому счету, хорошие люди — и вдруг такая беда!

— Хорошие? А Лужа?

— В семье не без урода. Я не говорю, что на этом острове все святые, но, в основном, все хорошие, слегка эксцентричны — словом, как дети. Затевать здесь строительство аэродрома — все равно, что положить коробку с петардами, фейерверками и спичками в придачу в детскую комнату. По-моему, Ганнибал прав. Понимает, старый дьявол, что к чему. Впрочем, давай позабудем на время об этом чертовом аэродроме. Поехали кататься!

Они ехали по радующей глаз местности, а поскольку в Дзамандзаре в этот день была ярмарка, то дорога была запружена зенкалийцами, везшими на продажу всякую всячину и гнавшими скот. Ковыляли почтенного возраста толстушки, завернутые в блестящий батик. — Они так ловко балансировали корзинами с манго, кокосовыми орехами или ананасами, неся их на головах, что казалось, будто корзины там приварили.

Молодые люди, несли длинные кипы золотистого сахарного тростника или жерди, с которых свисали ряды цыплят, подвешенных за ноги, — как  какие-то странные фрукты с перьями.

Деревянные повозки, запряженные горбатыми длиннорогими зебу, тащились со скрипом, поднимая за собой облака пыли. На них и корзины с фруктами, и сладкий картофель, и стулья из тростника, и мешки сахара или риса, и глиняные горшки.

Седовласые старцы-пастухи, завернутые в алые одеяла, подгоняли копьями стада крупного рогатого скота и коз, а быстроногие мальцы, вооруженные палками, и резвые голосистые псы не давали животным свернуть с дороги.

Все вокруг кричали, рассказывали какие-то байки, смеялись и шутили. Пели на ходу, а если руки у них не были заняты, играли на тонких дудочках из бамбука, бренчали на двенадцатиструнных валиха[36] или били в небольшие пузатые барабанчики. Толстушки обменивались пошлыми остротами и хохотали так, что все жировые складки у них ходили ходуном.

Стройные девушки ступали грациозно, словно газели, будто не замечая тяжелой ноши, щебеча, словно попугайчики, обмениваясь остротами с молодыми людьми и оглядывая их смелыми, блестящими черными глазами. Блеск красок, музыка голосов и инструментов текли к Дзамандзару в дымке пыли. 

— В столице — большая ежемесячная ярмарка, — объяснила Одри,  ловко управляя машиной одной рукой, — другой она махала, отвечая на приветствия. Встречные махали руками, улыбались, кричали: «Моя вижу, мисси Одли… Хорошая гулять, мисси Одли… мисси Одли ходить ходить на рынок? Хорошая гулять, хорошая гулять!»

— Это единственный рынок? — спросил Питер, зачарованно наблюдая за людским потоком, текущим мимо машины.

— Нет, конечно. В каждой деревне есть рынки, открытые ежедневно, есть небольшой ежедневный рынок  в Дзамандзаре, — ответила девушка, — но только на такой вот ярмарке, которая бывает раз в месяц, можно купить все, что угодно — от коровы до мешка арахиса, и от медной кровати до приворотного зелья. 

— Я обратил внимание, какие они все чистые, опрятные, сытые и вообще довольные жизнью. Лоснятся, как конские каштаны,[37] — заметил Питер.