Птица-хохотунтья.

— Ничего себе сравнение, — рассмеялась Одри, давя на клаксон. — Им преградило путь стадо коров и коз. — Да, они в большинстве своем не жалуются, почти у каждого есть небольшая ферма или какой-нибудь бизнес. Конечно, они не богачи, но и не бедствуют, особенно если сравнивать с другими подобными островами. Но все держится на дереве амела, благодаря которому и не знает горестей наша экономика. А вдруг его не станет — что тогда? Мы слишком далеки от остального мира, чтобы к нам проявили хоть какой-нибудь интерес. Это хорошо, когда ни от кого не зависишь, но если вдруг нам потребуется помощь, мир может этого не заметить.

В коричневом потоке коз и коров внезапно образовалась брешь, Одри направила туда нос машины и, когда стадо осталось позади, их легкие были полны розовой пыли, а ноздри — острого запаха коз и сладкого коров. Одри свернула с главной дороги на узкую второстепенную, людей на ней было меньше, и можно было увеличить скорость. Девушка вела машину быстро, но умело, ее изящные руки небрежно лежали на руле. Она была одета в синюю клетчатую рубашку, джинсы и сандалии, а ее волосы были распущены. Питер смотрел на ее чарующий профиль и думал о ней.

— В девятнадцать лет я окончила факультет истории искусств и архитектуры в Дублинском университете. Тогда я считала себя чуть талантливее Леонардо да Винчи, и чуть мене Пикассо. — Одри улыбнулась. — Талант у меня был и довольно хороший, но быть только просто очень хорошим художником в такой многолюдной профессии недостаточно. С тех пор и до прошлого года я тратила бабушкино наследство, крошечное, но достаточное, путешествуя автостопом по Европе, Африке, изъездила почти всю Азию. Это было чудесно. Но чем больше я видела, тем яснее понимала, что Пикассо из меня не получится, и теперь учусь довольствоваться тем талантом, который у меня есть.

— Зачем ты вернулась сюда?

— Так здесь же мой дом родной. Но настоящая причина в том, что моя мама умерла, и я вернулась, чтобы не дать папочке спиться или умереть с голоду, потому что он частенько забывает о еде, уделяя слишком много внимания этой чертовой газете.

— И не жалеешь, что вернулась?

— Боже милостивый, нет! Я же люблю Зенкали. Я полюбила его еще с колыбели, но тогда  здешняя жизнь воспринималась, как вполне нормальное явление. Только постранствовав по свету, начинаешь понимать, насколько все это эксцентрично и свободно. Так что теперь тебе придется использовать динамит, чтобы вытащить меня отсюда.

— А ты помогаешь отцу с газетой?

— Немного, но кроме этого веду уроки рисования и живописи в местной школе, собираю здешнюю музыку, даю уроки игры на фортепьяно и гитаре, а с помощью Ганнибала у меня появилась еще одна нерегулярная, но неплохо оплачиваемая работа: перевожу малоизвестные научные работы. Я свободно говорю на шести языках, так что мне это по силам.

— Да, надо сказать, ты используешь все свои таланты на сто процентов, — одобрил Питер.

— Мой отец, он меня так воспитал. Он говорит, что долг человека — использовать все свои таланты. Ведь на свете столько бездарных людей, что, если у кого есть какие-то способности, то преступно их не использовать. Все равно как зрячему в стране слепых не помогать людям, пользуясь своими глазами. Я тебя познакомлю с одной леди, которая не только блестяще использует все дарованные ей Богом таланты, но и открывает в себе все новые и новые.

— Кто такая?

— Ее преподобие Джудит Лонгнекс — Джудит Длинная шея из Церкви Второго Пришествия. Штаб-квартира: Плаукипси, Вирджиния. Естественно, безбожному Ганнибалу она известна как Джудит Лонгникс — Джудит Длинные панталоны, но это прозвище ей нравится. Остальные из нас зовут ее просто преподобной,[38]или Джу.

Они свернули с дороги к аккуратненькому садику, в котором стояло небольшое бунгало, рядом с ним крошечная церковь, у которой не было одной стены, чтобы прихожане, могли любоваться видом. Комплекс стоял на краю откоса, — внизу обширные зеленые сельскохозяйственные угодья и плантации Амелы, за ними море, гладкое, как эмаль.  

Вдали виднелась огромная, белая, неустанно колышущаяся полоса пены — там, где волны разбивались о риф. А за ней глубокое море, такое темно-синее, что казалось почти черным. Территория, на которой стояли бунгало и церковь, была безупречно чистой, заполненной цветочными клумбами, блестящие лианы покрывали стены и дома, и церкви. У одной из клумб стояла высокая, похожая на журавля фигура в бесформенном фиолетовом атласном платье, совершая лоботомию цветущему кусту.

— Преподобная, доброе утро, — окликнула Одри, нажав на тормоз.

 Высокая, угловатая фигура обернулась. На ней красовалась гигантская соломенная шляпа, удерживаемая на голове с помощью шифоновой ленты и огромного количества старомодных булавок, которые выглядели так, что казалось, будто их воткнули непосредственно в череп ее преподобия Джудит Лонгнекс. Под лентой шляпы было неимоверное количество сложенных листков бумаги, прирепленных булавками.