Птица огня

— Дура ты, Шантари, — вздохнул Ор. — Маленькая скучная дура. Брось свои фантазии. Нельзя жить так, как ты себе придумываешь. Мир существует по своим, неподвластным живым существам законам, и мы вынуждены им подчиняться. В том числе нерушимым законам крови, расы, законам плоти! Да, у тебя одна жизнь — и другой не будет. И в этой жизни ты — суккуб, и как бы ты, дорогая моя, того ни хотела, ты всегда будешь сосущим из людей силы демоном. Больше ты ничто! Как ничто топор, который не рубит, вилка, которой нельзя есть, или дверь, которая не открывается. Ты хочешь свободы? Ты обретешь ее, когда смиришься с тем, кто ты есть. Все мы жертвы, милая моя, а жертва не выбирает своей судьбы!

— А я выберу! — высокомерно заявила Шантари, яростно взглянула на дядюшку Ора, страх ее отступал, чем дольше она смотрела в глаза своему противнику. — Пусть все варианты смерть — я все равно выберу! Пусть будет смерть, пусть будет пропасть — я шагну в нее сама! Я сама приду к своей судьбе, сама проживу свою несчастную жизнь так, как у меня получится, так, как я решу это сделать! Что вам до меня? Я ничего вам не должна! Вокруг огромный, прекрасный мир, и я хочу увидеть его! Я хочу наслаждаться дыханием цветов на красочных полях и сиянием утреннего неба, хочу, чтобы ноги мои омывал холодный прибой жарких морей, хочу видеть луны и мерцание звезд, хочу слушать ветер и видеть улыбки на лицах людей! Как я могу сидеть в темном сыром подвале и высасывать жизни людские, когда вокруг меня такой прекрасный, такой величественный мир — и у меня не будет другой жизни, чтобы увидеть это величие! О да, я погибну, я знаю это, но лучше погибнуть в борьбе, чем распластавшись на полу покорной жертвой! Хотите идти на заклание, дядюшка, — идите, делайте, что вам указывают те, кто сам выбирает какими дорогами ходить! Выбирает для себя — и для вас! Живите в муках и страданиях, в сожалениях от того, что жизнь ваша проходит не так, как вам хотелось, что вы — марионетка ваших хозяев и природы! Поступайте как хотите!.. Но не требуйте ничего от меня… Идите на заклание сами, — повторила она и добавила тише: — А меня туда придется тащить силой…

Дядюшка Ор вздохнул, почесал свой плавающий висок растекающейся рукой, глухо пукнул.

— Дура, — опять произнес он, — я верну тебя домой. Или прибью до конца.

— Потому что тебе сказали так сделать.

— Сказали.

Дядюшка Ор немного подобрал свое жирное тело и, оттолкнувшись от кровати, прыгнул на Шантари.

Но еще до этого, как раз во время короткой перебранки между двумя демонами, ситуация внизу — в столовой трактира — начала стремительно накаляться. Все там замерли, все ждали. Сардан стоял перед разодранным на куски столом, а дальше — два демона с выпущенными когтями. Трактирная публика выжидающе насторожилась, напряглась, как сжатая до предела пружина, сдерживаемая дрожащими от усталости пальцами. Хозяин за узким столом, ливший в грязный стакан что-то шипящее, замер с кувшином в руке и уныло уставился на хулиганов.

Сардан посмотрел на ящик с инструментами, стоявший в ногах там, где минуту назад был стол. До ящика не дотянуться, а если и дотянешься, — его еще нужно открыть, извлечь из него что-то, снять чехол, футляр, или хотя бы просто тряпку размотать. За это время его, Сардана, успеют выпотрошить раз шесть, а после такого жить непросто. Да и что вытаскивать-то? Звуковые волны имеют свойство распространяться если и не вокруг, так уж по широкому углу (если не брать в расчет некоторые хитрые приспособления, которые могут сделать этот угол весьма острым), поэтому нельзя музыкальным инструментом разить как стрелами из лука, скорее выйдет как валуном из катапульты — по блохе в толпе людей.

Музыкант прокашлялся и посмотрел на демонов как-то странно выпучив глаза, что заставило тех напрячься и сосредоточиться.

— Что значит — пиво в этом трактире хуже помоев⁈ — яростно выпалил Сардан, косясь здоровым глазом на толпу. — Мы тут, что же, свиньи, по-вашему, которые помои хлещут⁈

Толпа взбесилась и с воплями кинулась на демонов!

Вопли эти взмыли по лестнице, отскакивая от стен помчались по коридору, наткнулись на двери и стали биться в них, колотить, тарабанить. За одной из этих дверей дядюшка Ор наконец-то собрался с силами и метнулся с кровати на замершую в разбитой стене Шантари. Хоть демоница и была готова ко всему, вовремя отскочить она не сумела. Удар плечом сбил ее с ног, падая, она ударилась о спину Цзинфея, тот, засеменив по комнате, врезался в дверь, сшиб ее с петель, впустив в комнату крики разъяренной толпы, пролетел поперек коридора и лбом воткнулся в дверь номера напротив.

— Я тебе сейчас постучу! — заскрежетал оттуда женский голос. — Я тебе сейчас так постучу, скотина! Оборванец, голову тебе оторвать мало!.. — дальше последовало что-то невнятное и недоброжелательное.