Птица огня

Шантари свалилась на пол возле Ашаяти. Та, с трудом шевеля руками и ногами, разглядела полузакрытыми, заспанными глазами какую-то тень в темноте и решила, что тень эта принадлежит ее врагу, кинулась на него, но ноги, слабые, усталые ноги подкосились, и Ашаяти стала падать. Дядюшка Ор подхватил несчастную девушку под руки и, не взглянув на нее, вышвырнул в окно — ровно туда же, куда минутой назад Шантари выбросила одного из демонов.

Цзинфей, опираясь о стену, поднялся и побежал по коридору к лестнице на первый этаж, в столовую трактира. Занятый шквальным потоком мысли, он не обратил никакого внимания на то, что шум его шагов утонул в ненормальных воплях и грохоте оттуда, куда он бежал. Цзинфей выскочил на лестничную площадку и замер, вцепился в перила и побледнел.

Трактир внизу бурлил и содрогался в яростной драке всех со всеми, в которую переросла потасовка с демонами. Бились морды, выкручивались руки, колотились кружки и недопитые кувшины. Какой-то дурак полоумный занес над головами стул, но не успел никого зашибить, потому что его самого зашибло о стену толпой. Помятый матрос выбрался из клокочущей массы тел и попытался было вскочить на шатающийся стол, чтобы оттуда дотянуться к подсвечнику под потолком. Но стол тут же треснул, и помятый матрос вновь утонул в толпе.

Хозяин трактира то и дело подтаскивал кого-нибудь из драчунов к стойке и осыпал злыми пощечинами. В углу, взявшись за рога, жался демон, пугливо таращившийся на вертевшийся вокруг него, орущий и ругающийся незнакомыми словами мир. Но вот кто-то схватил беднягу за хвост и потянул в самую круговерть.

Под потолком летали сами по себе сбитые шапки, брызгами проносились сорванные пуговицы. Человек десять разом перепутались руками и ногами, захрипели, закряхтели. Кто-то с таким упоением колошматил часть чьего-то тела, что совсем не обращал внимания на висящего у него на голове наследственного пьянчугу, который искал со своей позиции куда приложиться кулаком. А где-то там, в нижнем царстве, пробирался сквозь лес болтающихся, дрыгающихся, поскальзывающихся ног Сардан и из последних сил тащил за собой ящик с инструментами. Каждую секунду на него падали, его давили, били коленями, голенями, ступнями то туда, то сюда. Сардан вскрикивал жалобно, но тотчас замолкал, чтобы не привлекать внимания.

Цзинфей никогда в жизни не слышал столько бранных слов, сколько пронеслось над этой толпой в доли секунды.

— Эй, Цзинфей! — рявкнул кто-то в толпе, разглядев прижавшегося к перилам ученого наверху лестницы. — А где мои деньги?

Цзинфей вздрогнул. Сразу несколько потных голов с мятыми волосами вынырнуло из штормящей толпы.

— Цзинфей! — подхватил второй. — Ах ты собака облезлая!

— Где мои монеты, Цзинфей?

— Что, Цзинфей⁈ — хозяин трактира перегнулся через угол стола и взглянул на лестницу. — Бочку тому, кто возьмет его за гриву!

Пока ученый в спешке размышлял над сложившейся ситуацией, Ашаяти, вылетевшая в окно тотчас после того, как он сам покинул спальную комнату, запуталась в ветвях дерева, растущего у стен трактира, выскользнула на землю, поднялась, наконец, на ноги и огляделась. Взглянув в окно из которого выпала, она поняла, что не сумеет дотянуться дотуда без помощи, выхватила единственную оставшуюся у нее саблю и побежала в обход трактира к главному входу. По забору напротив окна размазана была мерзкая, пахучая жижа, сохранившая еще некоторые формы человеческой фигуры с рогами на голове.

Наверху сбитая с ног Шантари откатилась в сторону, когда дядюшка Ор попытался схватить ее когтями за ноги. Ор зарычал, сплюнул и всей своей бултыхающейся массой бросился на лежащую на спине демоницу. Та извернулась и пихнула ему в ноги стул. Дядюшка Ор перецепился через него и, звонко охнув, полетел в стену, пробил ее своим огромным вялым телом, сбился с ритма, запутался в собственных ногах и обломках досок, отшатнулся от воплей сонной женщины в соседней комнате и, совсем потеряв ориентиры, помчался боевым носорогом вперед, пробивая головой одну стену за другой.

Возмущенные крики превратились в многоголосый диссонирующий хор с мужским и женским отделением, баритонами, басами, но вроде бы без теноров.

— Ах, сгинь! Сгинь! — громче всех надрывалось меццо-сопрано в сопровождении хлестких ударов мокрыми тряпками. — Вон отсюда! Фу! Гадость какая!

Шантари изогнулась, вскочила на ноги и кинулась к дверям.

Цзинфей, стоявший в конце коридора, продолжал разглядывать буйный хаос внизу лестницы. Но кто-то уже пробирался к нему, распихивая волны людские локтями и коленями. Один полз, как оживший мертвец, с гадкой ухмылкой по ступенькам. Всего мгновение — схватит за ноги и тогда…

— Братцы, братцы! — воскликнул Цзинфей высоким голосом. — Стража в трактире! Всех вяжут в отряды!