Сардан отделился от остальных, неторопливо проехал мимо шварзяков и замедлился у кареты, заглянул в приоткрытую еще принцем шторку. Принцесса взглянула на него — в первый раз за сегодняшний день она обратила внимание на человека.
— Как вы себя чувствуете, госпожа? — спросил Сардан. — Вы были ранены.
Принцесса опустила голову.
— Ничего не чувствую, — сказала она. — Как будто кто-то вырвал у меня сердце; оно лежит в чьих-то ладонях и давно уже не бьется.
Сардан поднял голову и посмотрел в небо.
— Скажите, господин музыкант, — произнесла принцесса дрожащим голосом, — сколько людей нужно погубить для того, чтобы остальные смогли жить по-человечески? Сотню? Тысячу? Или целый народ?
— Если вы вычерпнете из грязной реки ведро воды — река не станет чище, принцесса, — сказал Сардан. — И если вы уничтожите одного тирана, его место тотчас займут двое других. Нет, не нужно губить народы. Вы ничего не измените, пока есть бедные и богатые, пока есть те, кто отдают и те, кто забирает, пока есть те, кто в кандалах и те, кто эти кандалы надевает, пока есть те, кто растит пшеницу, но чьи дети умирают от голода, и принцессы, которые едят лучший из хлебов, не ударив палец о палец.
Принцесса посмотрела на Сардана пронзительно и быстро провела ладонью по лицу, стирая слезы, которые он не сумел и разглядеть.
— Да, — сказала она, — пока есть принцессы…
Сардан перехватил сердитый взгляд принца Ямара. Тот обернулся в седле и хмуро разглядывал музыканта.
— Прекрасные принцессы, — с задумчивой улыбкой сказал Сардан, откланялся и поспешил обратно к своим товарищам.
Только музыкант отъехал от кареты, как к ней заторопился принц. Он с трудом нагнулся к окошку и долго что-то говорил принцессе, но та смотрела в окно противоположное и не слышала обращенных к ней слов. Раздосадованный принц совсем замедлил ход своей лошади и вскоре поравнялся с еле плетущимся позади Сарданом.
— Благодарим вас за ваши услуги, — холодно сказал принц. — Ваша работа окончена, и вы вольны возвращаться куда пожелаете, например — обратно в свою артель.
— Я должен лично передать принцессу в руки ее отца, — совсем уж ледяным тоном парировал музыкант. — Или, по меньшей мере, присутствовать при этом.
— Для вас это более чем невозможно, — высокомерно заявил Ямар. — Как вы знаете, ханараджа Чапатан несколько последних лет не покидал пределов своей сокровищницы. Стража не пустит вас так далеко.
— Если ханараджа узнает о возвращении дочери, возможно, он соизволит выглянуть из своего убежища.
— Насколько нам известно, вынужденное отшельничество не зависит от его желаний.
— Да, я слышал он не помещается в узкие двери.
— К сожалению, строители, отмеряющие размеры дверных проходов согласно пропорциям собственных тел, по каким-то причинам постоянно недоедают. Вероятно, безграмотные родители просто не научили их пользоваться столовыми приборами… Как бы то ни было, человеку, владеющему вилкой и ложкой, подчас достаточно трудно пробраться в щелочки между покоями. С разочарованием приходится признавать несовершенство этого мира, где горстка культурных благородных людей вынуждена выживать в окружении дикарей и варваров подлого происхождения.
— И кто же в этом виноват? — иронично поинтересовался Сардан.
— Воля богов, господин музыкант.
— И тех, кто этих богов придумал, вы так не считаете? В любом случае, принц, боюсь вас разочаровывать, но мне придется побеспокоить вас своим присутствием еще некоторое время, пока не получу обещанные мне золотые сундуки.
— Вот оно что! — принц усмехнулся. — А мы слышали, будто музыкантам артели запрещается брать деньги за свои услуги. Обычная их награда — кабачки и баклажаны.
— Для многих из тех, кому я помогаю избавиться от духов, даже кабачки с баклажанами большая драгоценность.
— Что ж, можем сказать, что в этом виноваты вы сами. Приличный марачи не станет нанимать на работу того, кто всю жизнь копается в грязи.
— Однако без этой «грязи», как вы выразились, у марачи не было бы богатства, а без богатства — не было бы и марачи. Не стоит ли в таком случае поставить знак равенства между грязью и нашим дворянством?
Принц хрюкнул и ничего не ответил. Он все размышлял над тем, что бы сказать такого колкого, надменного, но караван стал потихоньку замедляться, а потом и вовсе свернул почему-то с дороги и двинулся сперва сквозь узкое ущелье, крышей над которым загибались покрытые снегом деревья, а потом поднялся на широкое плато. Принц, не спеша, сохраняя осанку, покатил в голову процессии — узнать, что случилось. Сардан не обратил внимания на отъезд собеседника. Перед его мысленным взором стояли лица тех позавчерашних людей в толпе. Искаженные, злые, обезображенные выползшей наружу из тайников души злобой. Пройди он по городу всего за час до случившегося после бардака, он бы нашел хоть некоторых из них (очень немногих) приятными сотрапезниками, добрыми семьянинами, любящими мужьями и женами. Через час они превратились в диких зверей, которым дай руку — они схватят ее для того, чтоб притянуть тебя и сожрать целиком.
А сегодня они снова люди. Для самих себя, но уже не для него.