Птица огня

В этот незабываемый для жителей Атаркхана день разгорелась первая и единственная в истории Матараджана постыдная и зловонная битва за сортир. Битва, в которой не было победителей. Битва из тех, за какие не награждают медалями, а если бы и награждали, никто из лауреатов не нашел бы в себе достаточно смелости явиться на церемонию.

Глава 15 Красная птица

Караван так растянулся по ущелью, что ехавшие в его середине не видели тех, кто прокладывал дорогу в голове. Часто приходилось останавливаться, спешиваться, разгребать сугробы и протаскивать телеги и мерзнущих лошадей силой — столько навалило снега за ночь, да и за вчерашний день. В такие минуты пружина сжималась и плетущийся в хвосте музыкант со своими спутниками видел где-то впереди фигуру капитана шварзяков Одджи. Но вскоре, преодолев завалы, караван снова расползался змеей, и перед глазами начинали маячить спины ближайших всадников.

В середине процессии катилась карета, отобранная у кого-то из атаркханской знати. Внутри, вжавшись в грязные кресла, закрытая от мира темными занавесками, сидела принцесса Янтала Шрина, бледная, недвижимая, похожая на труп. Печальным взглядом она смотрела в полумрак перед собой, а видела ночь.

Целые сутки пришлось провести шварзякам в объятом беспорядками Атаркхане, хотя, скорее, на его окраинах, где удалось освободить от хозяев двухэтажную усадьбу и поселить в ней принцессу, которая, к немалому удивлению Сардана, оказалась цела и невредима, и даже та рана, которую он видел у нее на животе в амфитеатре среди руин, чудесным образом исцелилась.

Шварзяки ехали подавленные и расстроенные, и не только потому, что до сих пор ощущали последствия бунта в кишечниках (вспоминая об этом, они бросали сердитые и угрожающие взгляды на музыканта), но и потому, что бунт этот помешал им запастись трофеями в охваченном хаосом городе. Принц Ямар спешил, а капитан Одджи ему не перечил и вообще вел себя исключительно покорно и услужливо. Принц решил отвезти принцессу в Махиншалу, а оттуда — кораблем до Хандыма. Ракжанаран обошли стороной — тамошний порт с некоторых пор стал представлять из себя весьма жалкое зрелище. Капитан шварзяков не возражал.

Принц периодически подводил свою лошадь к карете, отодвигал занавеску и смотрел на принцессу, спрашивал ее о самочувствии, сообщал о том, как скоро караван доберется до места назначения, пытался что-то рассказать о своей родине, о своих переживаниях по поводу встречи с ее отцом. Принцессе было все равно. Она не отвечала, даже ни разу не взглянула на него. Разве что изредка склоняла голову, чтобы заглянуть через крошечную щелочку штор на небо, где под пушистыми облаками порой пролетали темные птицы, сопровождавшие караван. Они парили далеко в небесах, иногда спускались к лошадям, кричали что-то и, высказав людям все, что о них думали, уносились обратно.

А изредка на вершинах холмов, среди деревьев и голых кустов, мелькали волки с темной шерстью. Но, показавшись на мгновение, они спешили убраться от взоров человеческих, как опытные убийцы, что не желают попадаться на глаза жертве раньше времени, или вообще…

— Скажите, госпожа, — произнес Цзинфей, хитро поглядывая на Ашаяти, — вы ведь говорили о том, что за поимку чудовища вам полагается сундук, если я правильно помню, золота. Правда?

Цзинфей улыбался и держался бодро. Все время, что шварзяки вынуждены были квартировать в Атаркхане, он спал и ел, спал и ел, и потому встречал новый день с неподдельным энтузиазмом. В отличие от Ашаяти: до сих пор не оправившись от укуса паука, она сидела на своей гнедой лошади серая, уставшая, как будто ее долго и некрасиво били ногами. О позорных последствиях воздействия «поносного» свистка никто предпочитал не вспоминать, затаив злобу и обиду где-то в далеких глубинах своих оскорбленных душ.

— Первый раз об этом слышу, — заявила Ашаяти.

— Как, неужели я ошибся⁈ — удивился Цзинфей.

— Хотя сколько-то золота я точно смогу выручить.

— Как замечательно…

— За шкуру одного надоедливого книгочея, очкарика и чего-то там еще философа.

— Неужели вы способны лишить человека последней шкуры? — обиделся Цзинфей.

— Если этот человек не перестанет мешать мне спать.

— Ах вот оно что! В таком случае, спокойной ночи, и пусть вам приснится…

Ашаяти скосила на Цзинфея глаз.

— … что вас награждают золотыми сундуками за красивые глаза, — смешался Цзинфей, — а не за всякие шкуры.

Впрочем, Цзинфея хватило ненадолго. Не прошло и минуты, как он вернулся.

— И все-таки? — сказал он.

Ашаяти вздохнула и покачала головой.

— Если бы у тебя был сундук с золотом, — продолжал Цзинфей, — что бы ты с ним сделала?

— Купила бы вонючую тряпку.

— Зачем⁈

— Чтобы заткнуть тебе рот.

Цзинфей задумался.

— А еще? — спросил он.

— Прилип, как слизень! — разозлилась Ашаяти. — Шел бы ты в сугроб! Откуда я знаю⁈ Пожила бы, может, хоть чуть-чуть. Или, может быть, сделала что-нибудь, чтоб другие могли жить…

Цзинфей замолчал, но опять всего на несколько мгновений.

— Раджкумари тоже хотела, чтобы другие могли жить, — сказал он.