— Ступай отсюда, — огрызнулся рыбак и сплюнул в воду. — Разлив, ага, вода быстрая, злая. В обратную сторону лодку придется лесом тащить. Очень мне это хочется, ага!
— У меня срочное поручение от самого ханараджи!
— Ты, что ли, ханараджа? — опять сплюнул в воду, даже не обернулся.
— Я музыкант.
— Ну так и танцуй отсюда. Раз-два. С такой рекой только отвяжи лодку — два дня ее искать придется.
Сардан разозлился, но делать было нечего. Он вернулся к Ашаяти и покачал головой.
— Пойду сама с ним покалякаю, — заявила она и направилась к пристани.
Разговор вышел недолгим. Увидев красивую девушку, лодочник соизволил подняться, повернулся к ней лицом, они сказали друг другу пару не долетевших до Сардана фраз, а после этого, не слишком-то и размахиваясь, Ашаяти влепила бедняге ногой между ног. Лодочник побелел, расстроился и сел. Ашаяти снова что-то спросила, и лодочник несколько раз кивнул, но медленно-медленно, с усилием. Девушка повернулась к Сардану и самодовольно улыбнулась.
Впрочем, спустя пару минут, когда полезли в лодку, — улыбку ее смело с лица, как и не было. Потеряв под ногами землю, став на болтающиеся в быстрой воде доски, Ашаяти ухватилась за борта лодки с такой силой, что пальцы вонзились в дерево.
— Что такое? — удивился Сардан.
— Я плавать не умею, — вспомнила девушка. — Я не рыба.
— Это ничего, — успокоил сердитый лодочник, устраивавшийся с веслами на корме. — Река бешеная. Свалишься — все равно потонешь, ага.
Ашаяти посмотрела на лодочника с таким смертоубийственным презрением, что он отвернулся и отчалил.
Спустя где-то час скоростного сплава наткнулись на камни. Лодка дернулась, подскочила. Ашаяти, все это время сидевшая как иголках, вцепившись в борта, будто ее к ним гвоздями прибили, вскрикнула. Лодка вырвалась у нее из рук, и, боясь вывалиться, девушка быстро-быстро забарахталась в воздухе в поисках новой опоры. Одной рукой она тотчас ухватила ногу музыканта, расслабившегося на носу судна, вонзив ногти, наверное, до самых костей. Музыкант не успел ничего понять, вздохнул только глубоко: «Ах!» — из глаз невольно брызнули слезы. Вторая же рука Ашаяти все продолжала шарить по воздуху, метнулась к другому борту лодки и дугой пошла дальше, дальше, к перепуганному лодочнику, следившему с религиозным ужасом за приближающимися к его паху страшными когтями. Душераздирающий вопль его перепугал птиц и зайцев, из чащи выскочила в панике волчья стая и бросилась наутек непонятно куда.
Покрытая грязной пеной река шипела и фыркала. Вода грохотала и плевалась на порогах.
А потом, когда лодка свернула на северный приток, — река внезапно утихомирилась. Скалы остались позади и быстро отступали, а вскоре исчезли совсем, скрытые верхушками деревьев. Этот приток назывался Хета, что на языке давно исчезнувшего из этих мест народа значило — «тень». Вода стала прозрачной, и лодка скользила по отражающимся в реке облакам.
Река текла длинной дугой среди лесов. Где-то впереди над деревьями вился дым. Чем дальше плыла лодка по реке, тем дым этот становился темнее. Он поднимался жирным, клокочущим столбом строго вверх.
Лес вскоре расступился и стал виден источник дыма.
На холме неподалеку догорали руины какого-то замка. Три его башни из пяти грудой камней валялись на склоне; одна, дальняя, хоть и раскрошилась наполовину, но по-прежнему стояла с единственной уцелевшей стеной. От пятой, центральной, остался жалкий оплавленный огрызок. Огромные камни, из которых была сложена башня, растеклись как масло на огне, и, застыв, образовали у самой земли странную массу с жутко торчащими фигурами.
В разбитых стенах замка видна была сохранившаяся кое-где роскошная мебель, висела еще громадная люстра с драгоценными камнями, сияли погнутые серебряные вешалки с остатками гардероба на них, а из скривившегося окна выглядывала упавшая и расплавившаяся наполовину золотая статуя. Вокруг замка, который уже не горел, но все тлел и чадил, толпились люди, кто-то на конях, кто-то с повозками. У подножия холма раскинулась приткнувшаяся к реке деревушка. Некоторые дома были сожжены и чернели углями. Сардан не заметил никакой системы в расположении сгоревших деревенских дворов — там один, через улицу наискось другой, еще через улицу третий, а потом сразу два. За деревней до опушки леса расстилались убранные поля.