Птица огня

Несколько шварзяков, жалобно скуля, повалилось на палубу с пробитыми руками и ногами, кому-то стрела метко вонзилась в лоб, хлопнув с таким звуком, будто ударилась в бочку. Один шварзяк, спасаясь от выстрелов, полетел с вант в воду. Другие заметались в невообразимой панике, давя друг друга, сбивая с ног, выпихивая за борт, царапая саблями. У них не осталось ни одной стрелы — все расстреляли в бою с огненным чудищем. Половина орды ринулась было к трюмам, но сразу несколько человек, полезших одновременно, образовали затор, на который накинулись остальные, давя первых и визжа от ужаса. Более хладнокровные, но не менее перепуганные, набросились на собственных матросов с приказом уводить судно прочь. Даже вновь отвязали капитана. Спустя минут десять корабли снова разошлись, а команды и пассажиры их храбро грозили друг другу кулаками.

Побитых, подавленных и подстреленных оттащили в кубрик, где и бросили. Вернулись к пьянке.

— Эх, это если бы у нас еще стрелы были! — оправдывался кто-то критически перебравший, шатаясь среди толпы с кувшином в руках. — А с голыми руками… конечно, попробуй… Мы их и так считай, что победили.

Толпа выразила полнейшее согласие и с триумфом водрузила капитана каравеллы обратно на рею. Тот уже и не протестовал.

Несколько дней спустя далеко-далеко потемнел горизонт. Черная полоска земли то скрывалась в волнах, то появлялась опять. Корабль, хоть и пьяный, все же потихоньку приближался к северным берегам Матараджана. А спустя какое-то время такой же темный берег нарисовался и с другой стороны пролива. Это были леса и скалы огромного острова Хонхи, который в некоторых местах так близко подбирался к землям Матараджана, что пролив превращался едва ли не в реку. А затем отступал обратно, как будто испугавшись темных, печальных утесов, что вздымались со стороны бескрайнего ханасама.

Корабль выровнялся примерно по центру пролива, так что на обоих берегах можно было разглядеть силуэты деревьев — вечнозеленых у Матараджана и по-зимнему голых с острова Хонхи.

Ашаяти выползла из каюты, где провела в забытьи последние дни, добралась до юта и уткнулась лбом в гакаборт. Потом положила щеку на планшир и уставилась на темно-серую полоску земли острова Хонхи, которая сначала вздымалась над волнами, устремляясь к облакам, а после опадала чуть не под воду. Так и голова бледной, измученной болезнью девушки ходила вдоль досок фальшборта туда-сюда, елозила по планширу, как швабра по грязному полу. Сардан пристроился рядом и поглядывал в воду. Среди шипящей пены возмущенного кораблем моря виднелись силуэты животных в глубине.

— Сейчас сдохну, — заявила девушка.

— Не переживай, ты всегда будешь жить в моем сердце, Ашаяти…

Сардан задумался, дважды произнес в уме имя своей спутницы, затем в третий раз, по слогам.

— Ашаяти… — мечтательно сказал он. — Это ведь северное имя, а ты говорила, что родилась близ Веренгорда. Как так вышло?

Девушка долго не отвечала, движение головы от моря к небесам и обратно занимало все ее силы и внимание.

— Южные имена запрещены, — шепотом сказала она. — Какой-то из ваших хандымских ханараджей приказал. Никак у вас, северян, не выходит убить нашу веру, песни и мечты. Так вот хотя бы имена решили отобрать.

Она легла на другую щеку и прикрыла глаза.

— Но на юге до сих пор многих зовут местными именами, — заметил Сардан.

— Зовут местными, а в даришанских храмовых книгах записаны в северном стиле.

Музыкант вздохнул.

— Знаешь, что значит твое имя? — спросил он.

— Забитая жизнью дура?

— Лепесток бегонии.

Ашаяти повернула голову к музыканту, и, возможно, не будь ее лицо таким бледно-зеленым, на нем выступил бы румянец. Девушка слабо улыбнулась и снова отвернулась.

На корму выбрался принц Ямар. Он казался настолько безукоризненно круглым, что сутулость и усталость никак не отражались на фигуре. Принц попробовал добраться до фальшборта и ухватить руками планшир, но живот отказал ему в этом. Тогда боров обернулся, поискал глазами упор и облокотился на бизань-мачту.

— Нам говорили, — сказал принц, вытирая аккуратно сложенным золотистым платочком пот со лба и пятака, — что осень на севере холодная, что в первой половине ее идут дожди, а во второй падает снег. Похоже, жители Матараджана забыли сообщить это солнцу.

И правда, берег Матараджана, теперь не такой далекий, как прежде, колыхался и искажался от жары, точно был галлюцинацией.

— Осень в Северном Матараджане похожа на цвета его городов, — ответил Сардан. — Вы наверняка были в Хандыме и знаете, что весь он выстроен из красочной мозаики. Так и северная осень. Сегодня палит солнце, завтра льет дождь, послезавтра валит снег, а потом зачем-то снова просыпается раскаленное солнце.

— Несколько раздражающие традиции у вашей природы. В Рагишате снег выпадает и не каждый-то год. Наше солнце забывает нас не так часто.

— Кстати говоря, принц. Меня беспокоит один вопрос. Как так получилось, что вы путешествуете по Матараджану в одиночку, если не считать сопровождение из веренгордских шварзяков?