Птица огня

Среди несусветного шума музыкант не услышал, что принц Ямар приказал спускать в море шлюпки. Первую сбрасывали в такой слепой панике, что, ударившись о борт, она перевернулась и выступила над водой килем. Две другие спустились нервно, быстро, шлепнулись в волны, зачерпнули воды, а сверху тотчас посыпались песком шварзяки и матросы. В одной из шлюпок завязалась драка между волками, в конце концов сразу десятерых отправили за борт, чтобы освободить место Одджи и принцу Ямару. Обездоленные не отчаялись, бросились к перевернутой шлюпке, залезли на нее сверху, достали откуда-то из-под низу весла и погребли следом за остальными в таком виде, какой уж был. Вскоре корабль опустел, а шлюпки, вздымая тучи брызг, удирали к берегам острова Хонхи.

Судно накренилось, заскрежетало, захрустело, задребезжало и, ежеминутно сбрасывая ход, стало потихоньку, сантиметр за сантиметром, погружаться в воду. Свистнуло снова, в третий раз уже. Разорвались и тотчас вспыхнули паруса где-то наверху косой бизань-мачты, от грота-реи откололся кусок и плюхнулся в воду. Удар оказался так силен, что грот-мачта раскололась напополам и, увлекая за собой ванты, брасы, шкоты и штаги, полетела вниз, с кошмарным грохотом врезалась в шкафут у левого борта, разворотив доски и фальшборт, и после этого, перевешенная с одной стороны, свалилась в море, обдав горящий корабль нежными брызгами.

Сардан взял Ашаяти за обе ноги разом и втащил наконец обратно на палубу, едва не содрав с нее штаны. Девушка сползла на пол, облокотилась на гакаборт и без какого бы то ни было интереса уставилась на бушующее над головой пламя.

— Скорее давай, — сказал Сардан, — нужно удирать с корабля!

— А рассказывали, — заговорила ровным, напрочь лишенным эмоций голосом Ашаяти, — что всемогущие музыканты могут потушить пламя одной своей музыкой.

— Толку-то тушить пожар, когда у нас от корабля половинка, а в пробоины два материка пройдет⁈

Сардан метнулся к лестнице с юта и вскрикнул от неожиданности. Шлюпки-то, оказывается, пропали! Ни одного шварзяка на палубе! Он был так занят своей спутницей, что не заметил, как опустело судно. Сардан спрыгнул на шкафут и вбежал в свою тесную подсобку — хорошо еще, что она была как раз у двери, и огонь сюда пока не добрался. Правда, в тяжелом дыму музыкант с трудом разглядел занимающую всю комнату кровать, но все же нащупал ящик с инструментами и выскочил обратно на палубу.

Пламя охватило большую часть судна; в некоторых местах, особенно на разбитом полубаке, палуба провалилась и сквозь трещины плевалась струями огня.

Что делать?

Музыкант заметил две лодки, уплывающие в сторону острова Хонхи… Нет, три, одна перевернутая вверх килем. Они ушли уже так далеко, что выглядели темными точками на весело блестевшей морской глади.

Сардан спешно оглянулся, ринулся было на полубак, потом к корме.

Что же делать?

По пути обратно на ют он натолкнулся на кучу винных бочек. Многие уже скатились к склоненному носу и либо горели, сбившись у раскуроченных досок полубака, либо вылетели в воду. Остальные были, в большинстве своем, нещадно побиты пьяными шварзяками. Отпихнув ошметки, Сардан наткнулся на уцелевшую бочку с закрытой крышкой. Он выдавил пробку, всунул в отверстие палец. Крышка не поддалась сразу. Пришлось стукнуть ее несколько раз кулаком, и лишь после этого, сверхчеловеческим усилием, от которого чуть не вывалились наземь глаза, Сардан вынул крышку из бочки. Внизу темнело и весело плескалось вино, отражая на своей поверхности мечущееся на верхушке склоненной бизань-мачты пламя. Как прекрасны были эти переливы! Из глаз Сардана вылезли слезы. Он припал к бочке и, давясь и захлебываясь, стал хлебать вино слоновьими глотками, но после десятка или двух понял, что больше в него не лезет, а окружающая действительность начинает ускользать. Он вытер слезы рукавом, а они прыснули снова. Он чувствовал себя убийцей, живодером, мерзавцем и последней канальей, которой не стоило рождаться на свет. Впитав в себя все эти качества, он почувствовал себя легче. Ведь гораздо проще убивать, если вы — убийца, в конце концов. Самое главное — смириться с реальностью.