Птицы белые и черные

— Гиблое дело по нему проскочить, — обронил Репьев. — Да еще на этих махинах.

— Дорога в рай, — коротко заключил Гладышев.

— Другой мост далеко? — спросил Кадыркулов. — У кого карта?

— У меня, — подошел Венька и достал карту с нанесенным на нее маршрутом.

Стали рассматривать при угасающем свете дня. Снег густо несся в воздухе, налипал на карту. У Веньки закоченели руки, но он терпеливо ждал, пока водители рассматривали карту.

— Сто сэмнадцать киломэтров вниз по рэке, такой крюк дэлать, вай-вай! — зацокал языком Чиладзе.

— Мне лично теперь торопиться некуда, — сдвинув шапку на затылок, сказал Гладышев. — Все равно жена на развод подаст.

— Кому некуда, а кому есть куда, — ответил Репьев.

— Детишки, што ль, голодные плачут? — весело спросил Кадыркулов.

— Кому надо, тот и плачет.

— А если ты с этого моста под лед спикируешь? — спросил Шутиков.

— Не, мужики, хочешь не хочешь, а крюк придется делать.

— Мы же тогда к перекрытию не успеем, — сказал Венька Черепанов.

— Ну давай, энтузиаст, пробуй! — предложил Гладышев.

Венька боязливо посмотрел на белый мост, где здесь и там чернели страшенные провалы.

— Но ведь мы же обещали к перекрытию, — уже неуверенно проговорил Венька. — Нас ведь строители ждут… Если надо, я могу первый попробовать…

— Одна попробовала — семерых родила, — ответил Шутиков, и все рассмеялись.

В это время подошел Голдаев, протиснулся к карте, посмотрел:

— Погодите, погодите, значит, если крюк делаем, то Корсукар в стороне остается? — с некоторой тревогой спросил он.

— А чего тебе в Корсукаре?

— Не-ет… я не согласен… — раздумывая, покачал головой Голдаев.

— Брось, Роба! — перебил его Гладышев. — Разворачивай, мужики, в объезд двигаем!

— А слабо рискнуть? — вдруг спросил Голдаев.

— Ты в своем уме, Роба?

— А что? Запросто…

— Кончай, не заводись. Решили, значит, едем в объезд.

— Нет, я, пожалуй, рискну… — Голдаев все еще раздумывал, глядя на мост. Потом он молча направился к головной машине. Все смотрели ему вслед, уверенные, что он шутит. Но когда Голдаев открыл дверцу, Гладышев кинулся следом к нему:

— Роба, не дури, слышишь? Тут ведь нырнешь — не вынырнешь. Я не разрешаю, Роба!

Но Голдаев уже захлопнул дверцу кабины, взревел двигатель, и машина двинулась вперед, с каждой секундой увеличивая скорость. КрАЗ вылетел на мост, и тонкие, ничем не закрепленные доски заходили ходуном под широкими спаренными колесами, прогибались, готовые вот-вот лопнуть, концы досок загибались кверху, пружинили, съезжали в стороны, открывали пропасть, но в ту же секунду колеса машины успевали перескочить на следующую доску, и вновь начиналась устрашающая пляска. Голдаев внешне был спокоен, смотрел то вниз, то вперед и скорости не снижал. Главное — не тормозить. Конечно, он не упадет в воду, но машина каждую секунду может провалиться между арматурными балками, и тогда ее не вынуть оттуда никакими силами. Хотя под тяжестью такой махины тонкие проржавевшие балки могут не выдержать, и тогда… Сейчас, сейчас, еще мгновение — и мост кончится и он будет победитель! По всем трассам все перегонщики будут судачить и удивляться его отваге! Доски под колесами трещали и хлопали.

— Чем дурнее, тем смелее… — пробормотал кто-то из шоферов.

Остальные не ответили, смотрели затаив дыхание.

И вот КрАЗ вылетел на противоположный берег, подняв тучу снежной пыли, остановился.

— Урра-а! — заорал Венька и подбросил шапку.

— Ас, черт возьми! — обернулся к товарищам Гладышев. — Молодец!

— Маладэц! — горячо поддержал его Чиладзе.

Остальные молчали, смотрели, как Голдаев идет к ним через мост. Вот подошел, остановился, потирая озябшие руки.

— Маладэц, Роба! — Чиладзе долго тряс ему руку.

— Вы как хотите, а я в объезд поеду, — сказал Репьев. — Мне это геройство до лампочки. Я свою жизнь не в дровах нашел.

Сощурившись от ветра и налетавшего снега, Голдаев смотрел на Репьева и вдруг круто повернулся, зашагал к следующему КрАЗу. Сел в кабину. Только тогда шоферы зашевелились:

— Да остановите вы его!

— Гладышев, ты главный, чего же ты?

— Со смертью играется наш Роба!

— А что ему? По нем дети не заплачут!

— Выдрючивается перед всеми напоказ! Почище героев видали!

Гладышев и за ним Чиладзе бросились к машине, но Голдаев уже двинулся. Истошно взвыл двигатель, и КрАЗ рванулся вперед, будто прыгнул. Фонтаны снега вырвались из-под колес. Вот КрАЗ влетел на мост и опять заплясали, треща и прогибаясь, доски, даже сам мост заходил ходуном. Сколько раз казалось, что вот сейчас доска вылетит из-под колеса и тяжелая машина рухнет набок, но спасали последние секунды. Всего несколько минут продолжалась сумасшедшая гонка. Лицо Голдаева окаменело, ни один нерв не дрогнет, только взгляд мечется вверх-вниз, вниз — на мост, вверх — на дорогу впереди. Заметная испарина выступила на лбу.

КрАЗ благополучно миновал мост и затормозил рядом с первым. Голдаев выбрался из машины, и было заметно, как у него дрожали руки, когда он прикуривал, спиной загородив пламя зажигалки от ветра. Потом он опять возвращался через мост, чувствуя, как от! напряжения у него дрожат ноги. Два самосвала теперь были на том берегу, семь — на этом.