Мы с музыкантом решили еще разок ненадолго прогуляться – размять ноги. Холодало, мы выдыхали белые облачка пара. Когда мы вернулись к нашей засидке, западноамериканская поганка всё еще плавала вдали, даже не замечая, что находится в центре внимания, наслаждаясь своим полуденным ритмом: будь она человеком, про нее сказали бы «фланирует».
Если ты надеешься увидеть что-то или кого-то, особенно если они славятся своей неуловимостью, ты научишься ждать так, как ждут набожные верующие или оптимистичные влюбленные. Выберешь себе место для засидки и просто зависнешь там как пришитая. Будешь сидеть там, на ветру или под холодным моросящим дождем, дожидаясь, что все-таки представится шанс и перед тобой мелькнет нечто обворожительно красивое.
Ты обнаружишь, что у засидки есть свое волшебство: она учит тебя никуда не рваться. Если повезет, она сблизит тебя с птицами – они подлетят поближе или ты психологически приблизишься к умению их замечать. И просидишь на одном месте так долго, что рано или поздно станешь частью природной среды в этой географической точке.
Если тебя охватит беспокойство, ты не поддашься инфантильному соблазну вбежать в скопление уток или воробьев и полюбоваться, как они суматошно разлетаются. Сдержишь свой порыв, потому что знаешь, что всякий раз, когда в месте обитания животных и птиц ты делаешь «резкое, небрежное, пофигистическое» движение, ты рискуешь оказать эффект «птичьего снегоочистителя», как называет это натуралист Джон Янг. Причем ты не только досаждаешь птицам, а создаешь потенциальную опасность для их жизни. Птицы, разбазарившие силы на взлет и посадку в незнакомом месте, уязвимы перед хищниками, которые, так сказать, «охотятся в кильватере» – улучают шанс напасть на вспугнутых, ошалевших пернатых.
Цель бёрдинга, обнаружишь ты, – стать, насколько это в твоих силах, бесшумным невидимкой, а самый простой способ этого добиться – сидеть, как пришитый, свести к минимуму свой «кильватерный след», который тревожит птиц. Когда перестаешь дергаться, неожиданно шуршать и попусту ерзать, птицы (даже самые нервные), возможно, тебя зауважают, – я хочу сказать, начнут тебя игнорировать.
Пусть ты неизбежно обнаружишь, что не всякое желание, которое может обуять человека, удается удовлетворить немедля, твое терпение, возможно, вознаградится. Ты встретишься с явлениями и существами, которые обнаруживают себя неохотно и прячутся очень ловко. Возможно, они быстро промелькнут и погаснут и не принесут никакой ощутимой выгоды, но ты откроешь для себя, что мир бёрдинга – иногда еще и мир чудес.
Мы с музыкантом собрали вещи, сели в машину. Два десятка человек остались, рассыпавшись по голому волнолому, в невозмутимом ожидании чего-то, что, возможно, так и не произойдет. Меня восхитила их решимость и неукротимая мощь их «дела», которое шло наперекор всему, чем занят остальной мир. Эти люди не вносили никакого вклада в экономику нашего города. А шли против течения, совершенно не туда, куда торопился город.
Прежде чем распрощаться, музыкант подарил мне первую в моей жизни книгу о птицах – «Полевой определитель птиц» Роджера Тори Питерсона в издании 1967 года. Это была книжка в твердой обложке синего цвета, обернутая в плотный целлофан. Издана красиво, и я взяла ее бережно и, пожалуй, слегка опасливо, – казалось, мне было боязно прикасаться к книге, где содержится столько всего, о чем я по неведению даже не задумывалась.
красноплечий черный трупиал, мексиkанская чечевица, странствующие дрозды, каролинские утки, зимородок, печной иглохвост, ночная цапля, белая цапля, американсkие певчие воробьи, белошейные воробьиные овсянки, домовые воробьи и серая утка