Ночью, лежа в кровати, в ноль часов сорок минут я вдруг услышала с первого этажа, что сын бродит по комнате, включает весь свет. «Нервничаю, – сказал он, когда я зашла в комнату, где было светло, как во дворце спорта. – Не хочу больше падать». Я вспомнила, что у меня есть мешочек с китапенас – гватемальскими куколками-утешительницами, отыскала: он лежал в сундучке для украшений, под пачкой нераспечатанных писем. Мой сын верит в волшебные средства от невзгод. Я дала ему трех крошечных кукол в крошечных одежках, он уложил их на ладонь, как в колыбель, и нашептал каждой одну из своих тревог – всем разные. Когда он снова заснул, я легла, думая об этих нераспечатанных конвертах: семь штук, накопились за двадцать лет, отец вручал мне очередное запечатанное письмо всякий раз, когда ложился в больницу. В каждом – всё, что мне следует знать, все, кого мне следует известить… «так, на всякий пожарный…». Я шепнула каждому конверту отдельное желание: «Лучше бы ты был объяснением в любви. Лучше бы ты был билетом в Италию…»
Ждать припоздавших друзей. Ждать в очереди в кино. Ждать телефонного звонка. Ждать почтальона. Ждать в очереди в магазине. Ждать в пробке. Ждать поезда. Ждать самолета. Ждать начала спектакля после третьего звонка. Ждать в чужой стране. Ждать родов. Ждать неповоротливых малышей. Ждать одряхлевших родителей. Ждать, что что-нибудь пойдет не так. Ждать в приемной врача. Хроническая болезнь – только и делаешь, что ждешь. Упадок государственного здравоохранения – тоже. Ждать мессию. Ждать своей очереди в «листе ожидания». Надеяться и ждать, ждать и надеяться. Ждать в детстве. Ждать, когда наконец вырастешь. Ждать в старости. Ждать выздоровления. Ждать следующего инсульта. Ждать дня, когда тело испустит дух. Ждать вдохновения. Ждать, как ждет земля, в седьмой год оставленная в покое[17]
. Ждать, не думая ни о чем и чего только ни передумав. Ждать, пережидая грозу. Ждать, пока выглянет солнце.В конце месяца мы с музыкантом повидались снова. Договорились съездить в парк у озера Онтарио, разбитый на месте бывшей психиатрической больницы. Там появилась одна редкая птица, «хит сезона», и музыкант решил, что это будет особенный подарок. Воздух был влажный, но не тяжелый. По небу ползли плотные облака. Поездка выпала на мой день рождения.
– Я разыскиваю не какую-нибудь птицу, – сказал мне музыкант, – а птицу случайную.
«Случайной», пояснил он, принято называть одиночную особь, которая сбилась с дороги. Для бёрдеров нет ничего притягательнее, чем птица, оказавшаяся там, где не надо (или там, где надо, но когда не надо). В тот день мы гонялись за западноамериканской поганкой – водоплавающей птицей, которая для запада Северной Америки вполне обычна, но в Онтарио редко попадается на глаза.
Термин «случайная птица» расшевелил мою фантазию. Может, она пророчит несчастье: ее появление – примета климатических изменений, в потенциале роковых для этого вида птиц? Либо это просто птица с бунтарским нравом, топографическим идиотизмом и антипатией к полетам в стае?
Мы сидели у залива, где находится гавань для прогулочных судов, под небом бумажного цвета, рев машин на шоссе в час пик служил нам аккомпанементом, а поганка плавала где-то посередине между двумя отдаленными берегами залива. Даже на большом расстоянии она впечатляла: таких ладных и красивых водоплавающих птиц я в жизни почти не видала – фигура тонкая, черно-белое оперение эффектное. Она напомнила мне Пину Бауш с длинными темными волосами, собранными в «хвост» на затылке, и грациозной шеей. Властное изящество балерины.
Мы подождали, пока она подплывет поближе.
И еще немножко подождали.
И еще немножко.
Трудно было решить, с какой стороны гавани нам лучше находиться. С этой или с той. Попробовали понаблюдать с одной стороны, потом, заметив, что поганка подплыла поближе к тому берегу, потратили двадцать минут, чтобы дойти туда пешком. Добрались до места – а поганка успела отплыть подальше, к противоположному берегу.
И потому мы ждали, ждали, ждали. Присели на камнях, потом на траве, над нами простиралось пустое небо, – и так час за часом. Музыкант сидел, как пришитый, и неподвижность давалась ему без труда. А мне – ценой напряженных усилий. Будь это Олимпиада по неподвижности, подумала я, музыкант занял бы первое место.
Тихий ветер насвистывал мне что-то на ухо, колебля барабанную перепонку. Приезжало всё больше народу посмотреть на поганку. Когда объявляется редкая птица, пояснил музыкант, весть разносится по нескольким сетям связи, объединяющим любителей птиц на всем континенте.