Птицы перелётные

– Я же говорю – «Клуб кинопутешествий»… – пробормотал Игорь, отмечая, что просто под гитару было бы даже более проникновенно. – Пожалуй, не нужна там никакая ритм-секция. И верхи на сведении сильно задрал.

– Что это за песня и кто это поёт? – спросила Катя, ставя Игорю под нос кофе.

– Это Дрон, я тебе про него много рассказывал.

– А песня, которую он спел, это про его отъезд? По-моему, очень даже ничего.

– Давай послушаем дальше…

Дальше была «Прогулки с осенью», и Игорь остался недоволен, но ждал приговора жены.

– Знаешь, а ты поёшь её лучше. Мне кажется, хотя я, конечно, в этом ни черта не понимаю, твой Дрон убил свою песню своим же исполнением.

– Даже не столько исполнением, сколько записью. Песня-то замечательная. Жалко, что ты не слышала, как мы её пели в «Птицах»! У Ерохи был такой классный тембр…

– Почему был? – спросила Катя.

– Потому что был… «Птиц» больше нет, а где сейчас Ероха – я даже не представляю.

Потом пошла «Калифорния», и Дрон, влюблённый в свой новый дом, рассказывал, как она, Калифорния, стала ему родной тёткой. Потом была песня, в которой автор рассуждал о правильности своего выбора. Она так и называлась – «Выбор». Через некоторое время Брунов утверждал, будто бы, несмотря ни на что, он обязан идти вперёд. Между «Выбором» и декларацией (мол, надо преодолевать все трудности, какие жизнь ставит перед тобой) прошло семь месяцев. Чем были заполнены у Андрюши эти дни, остается только догадываться. Хотя в это время, наверное, «дрондулеты» ещё существовали. Но вот настроение в жизни и в творчестве резко меняется. Судя по содержанию и дате создания песни, автор-исполнитель устроил себе каникулы с выездом на Гавайи.

Волшебная страна Ананасия,
Что затерялась в дебрях океана.
А в песне я тебя не приукрасил,
И мне отчасти даже странно,
Что ты встречаешь меня,
Что ты встречаешь меня,
Гавая, Гавая, Гавая…
Что ты так любишь меня,
Как я добился тебя,
Не знаю, Гавая, не знаю…

Болото поймал себя на мысли, что ревнует Брунова к этим самым Гавайям, на которые вряд ли когда-нибудь выберется. «А у Дрона-то – видал? – любовь к островам, и он ещё надеется, что взаимная. Какое нахальство!»

Дальше была песня, которая его старинным дружком анонсировалась как аморальная. В ней Андрюха, лишённый цензурного ока, дорвался до матюгов, даже немного бравируя подобной свободой самовыражения. Слушая:

 А х…ли мне хулить?
 А х…ли мне скулить? —

Игорь несколько раз порывался выключить кассету, но Катя его останавливала.

– Почему ты не хочешь всё это дослушать? – спрашивала жена. – Он наверняка десятки раз обдумывал, помещать или нет подобные песни в альбом. Для него это послания нам всем, и в том числе – тебе. Ему важно, чтобы ты это услышал.

– Конечно, он, наверное, упивается возможностью петь это и даже публиковать. Но мне кажется, за этим не стоило ехать за границу. Мне тут один приятель крутил песни, напетые Юрием Никулиным. В них тоже встречается ненормативная лексика, и для этого ему не надо было выезжать за пределы Садового кольца Москвы. Меня всё это немного расстраивает, хотя игра слов «х…ли мне хулить» – клёвая!

– Вот видишь! Включай, включай магнитофон, давай послушаем, что там дальше…

Игорь нажимал на play, и голос Дрона снова наполнял московскую квартиру. Была пара-тройка вполне пристойных песен из тех, что они распевали ещё в своих старых компаниях. А потом вдруг – пронзительная песня о любви:

Я бежал от тебя,
Только как убежать от себя?
Ты была, есть и будешь навеки…
За окном океанские волны скорбят,
А тебя заменить мне ведь некем…

– Да, Дрончик! Что-то ты в своей жизни, мнится мне, сделал не так. Надо позвонить Наташке и показать ей эту песню.

– Болото! Не будь уж совсем Дуремаром, пожалей Наташу! Она вроде как ожила, замуж вышла, парня родила – а тут ты со своим ненормальным из Америки! Вы, мужики, чего-то в жизни не понимаете… Песню ей хочешь показать? Не выдумывай даже…

– Ну, ладно, ладно! – вынужден был сдаться Игорь. – Поехали дальше.

А дальше был рок-н-ролл…

Круговерть-верть-верть-верть-верть!
Что не нужно, что не нужно даже виски!
Обживаю свой крейзовник я и впредь
Буду жить, верть-верть-верть-верть,
В Сан-Франциско!

– Клёвая гитара, но рокешник с драм-машиной – это неправильно! – был приговор Болота этой песне.

– Тебе виднее, а мне так по кайфу, – резюмировала Катя. – Живенько, и сам он вроде не такой мрачный, как в предыдущих песнях.