Птицы Великого леса

– Я не хотела, правда, но она…

Дара с трудом подняла одеревеневшую руку.

– Она сильнее меня.

Катша молчала. Даре не требовались её слова.

– Я думала, что готова. Я всё потеряла по вине Мораны и хотела всё отдать, чтобы остановить её. Но к такому нельзя подготовиться.

От незнакомки пахло мхом и ветром. Она взяла Даринину руку в свою.

– Пока ты Ворон, она будет сильнее. Но лесная ведьма должна служить лесу. Без него огня в земле не останется.

– Но я стану его рабыней… и мой ребёнок тоже…

Ещё до рождения Чернава решила за Дару её судьбу. И после она никогда ей не принадлежала. Ею управлял Хозяин, князь, богиня – кто угодно, кроме самой Дары. На этот раз она приняла решение сама.

В прах осыпались деревья вокруг. Дара приподнялась и застонала от раны в плече. Белоглазая остановила её, ловко сломала древко. Перед глазами потемнело, но кровь в жилах горела всё так же жарко.

– Как это остановить?

Точно услышав её вопрос, откуда-то сверху слетела сова. За ней другая и третья. Они садились на землю вокруг, на целые ветви, что ещё могли их выдержать, и молчали. Ждали. Наблюдали.

– Дедушка сказал, что лесная ведьма – это всегда страж леса, – произнесла Катша. – Лесная ведьма всегда была совой. Таков договор между тобой и Хозяином, знак, что вы едины.

– Значит, я должна стать совой.

Внутри стало пусто и холодно. Она двигалась и говорила точно во сне. Равнодушная, смирившаяся, сдавшаяся.

– Ты знаешь, как обратить меня?

Вороны облили Дару кровью, вырезали рисунки на коже костяным ножом. Они пели и рычали. Они разодрали её на куски и собрали заново. Знала ли такие песни белоглазая?

Катша растерялась.

– Я сама могу менять обличье, я научу тебя. И Дедушка мне многое рассказал. Он знал, что не успеет закончить начатое, правда, всегда говорил, что его убьёшь ты.

Дара даже не взглянула на Катшу и молча начала раздеваться. Перья опадали на землю, сорванные вместе с одеждой. Кольнуло в груди, под сердцем.

Огонь ревел за их спинами, пожирая лес, и тень, огромная, точно небо, бесконечная, горящая изнутри огнём и жизнью, нависала сверху. Хозяин ждал, не вмешивался.

Но сила утекала из леса, из лесной ведьмы, из самой земли.

– Быстрее, – проговорила Дара. – Она возвращается. Слышишь? Действуй, пока я это ещё я.

Белоглазая нахмурилась, бросила лук с колчаном на землю и достала нож из сапога. Её чары требовали крови и кровью творились.

Над лесом висела чёрная туча. Она застилала небо, загораживала землю. Птицы кружили у опушки. Сокол заметил воронов издалека и едва не повернул обратно. Но ветер и крылья несли его стремительно, верно. Воронам не догнать, не достать.

Буря зарождалась далеко в лесу. Расползалась тьма тучами, снегом и дымом. Великий лес горел. От копоти воздух отяжелел. И чем ближе сокол подлетал к границе, где белое поле сменялось чёрным лесом, тем сильнее дул ветер.

Вороньё заметило сокола, запело. Он взмыл выше, полетел ещё быстрее. Вороны загорланили радостно, устремляясь навстречу, готовясь схватить, разорвать, как вдруг наперерез им вылетело бурое облако. Совы! Они напали на воронов с криком, разогнали в стороны.

Золото в крови Милоша загорелось ярче, и он понял, что перелетел через границу Великого леса, тот принял его, и сокол точно нырнул с высоты в воду. Тело сжало крепко, как клещами. Гарь ударила в нос ещё сильнее.

Лес почернел и сверху на земле, и наверху в небе. Огонь и дым расстилались под крыльями, а сверху собрались тучи. Они сверкали снегом и молниями. Гроза разразилась зимой. Белое среди чёрного и чёрное среди белого. Сокол слеп от вспышек, и всё его птичье тело дрожало от раскатов грома.

Внизу, под навесом облаков, за пеленой грома, снега и дождя сияло нечто столь яркое, что можно было ослепнуть. Огнём и золотом полыхал лес, точно солнце спустилось на землю и разлилось широкой рекой.

Сокол летел прямо в тучи и клубы дыма. Туда, где разгорался пожар, где бушевала буря. Вспыхивали молнии, снег кружил, затягивал в воронку. И там, среди огня, дыма и туч горело нечто…

Великое, могучее, бесконечное.

Выстрелила молния, и сокол увидел тень над лесом. Огромная, словно небо, она возвышалась над деревьями.

Хозяин повернул голову, посмотрел прямо на сокола.

И Милош начал падать.

Обнажённой, разоружённой Дара лежала на голом снегу, но не чувствовала холода, не видела ничего, кроме чёрного снега и ярких вспышек. Неужели гроза родилась посреди зимы?

– Дедушка научил меня, всему научил, – бормотала Катша, пока смешивала её кровь с кровью совы, пока вырывала, вырезала, выгрызала из Дары всё, что делало её вороном. – Научил, как должно быть. Каждая лесная ведьма – сова. Каждая – страж. Так было с давних времён, с самого начала. Твоя жизнь дана лесом и лесу должна вернуться. Ты обязана быть совой, понимаешь? Не вороном.

Она трещала без умолку, но Дара её почти не слышала.

– Тебе ведь плевать, – обескровленными губами проговорила она. – На всех тех людей плевать. На меня, на лес. Зачем ты делаешь это?

Катша посмотрела на неё задумчиво, будто впервые заметив. Белые глаза расширились удивлённо.

– Так я помогу лесу, а лес поможет моему князю.

– Твоему князю?