Пункт третий

– Ну, в лагерях будем работать, там, в Соликамске, – объяснил белобрысый. – Отрядными офицерами, значит, – преступников будем перевоспитывать. Так-то, Саша. Пейте чай, остынет.

– Так что вот, получается – в лагеря едем, – неожиданно сострил Рустам, и молодые люди засмеялись дружно, как по команде.

– А вы – куда? – в свою очередь спросил Валерий.

– И я – в лагерь, – спокойно отвечала Александра Юрьевна, поднося к губам стакан. – Только мне ближе, в Четвертинке выхожу.

«…В Вологде-где-где-где, в Вологде-где», – с чувством пропел тенор. Пленку запустили, видимо, во второй раз.

Офицеры молча переглянулись, а уроженец Ташкента спросил робко:

– А в лагерь – на работу или навестить кого?

– Забрать, – резко ответила Александра Юрьевна.

– Жениху, что ль, дембель выходит? – басом спросил мрачный широкоплечий парень.

– Угадали, – улыбнулась Александра Юрьевна, – жениху, только не дембель, а срок сегодня кончается.

– А-а-а, – протянул вопрошавший.

Шесть пар офицерских глаз уставились на Александру Юрьевну, и, надо сказать, в их взглядах не было ни вражды, ни осуждения, а только любопытство и совсем немного покровительственной такой брезгливости.

– С кем не бывает, – высказался наконец Рустам.

– А статья какая? – перебил его Валерий. – Драка, небось?

– 190-прим, – улыбнулась опять Александра Юрьевна. – Два года общего.

– Что-то я такой не припомню, – смущенно сказал Валерий. – Подскажите, о чем там?

– Не говорите ему, – вмешался молчавший до тех пор худой и прыщавый курсант, – не говорите, он у нас отличник, а мы это только что сдавали, Уголовный кодекс, вот и посмотрим, какой он отличник.

Валерий наморщил лоб и отвернулся к окну. Ветер лупил по стеклам снежной крупой, за окном мелькали убогие постройки придорожных поселков, и оттого вагон казался уютным и обжитым домом.

– Вот 191-ю – помню, – задумчиво сказал отличник, – а вы, Саша, случайно, не путаете?

– Не путаю, – отвечала она. – Ментов не били[56].

– Стойте, стойте, – закричал вдруг Рустам, коверкая слова от возбуждения, – она ж мне на экзамене попалась, как там?.. Клеветнические измышления, порочащие советский строй, в устной или письменной форме, караются сроком… сроком до трех лет или исправительными работами…

– Точно, – сказала Александра Юрьевна. – Вы, наверно, тоже отличник.

– Нет, – горячился узбек, – нет, у меня только по уголовному праву пятерка, зато…

– Значит, ваш жених антисоветчик? – строго спросил Валерий. – А вы? Разделяете его убеждения, а?

– Разделяю, – беспечно отвечала Александра Юрьевна. – Еще и как разделяю.

За столом воцарилось молчание.

– Чайку бы надо еще взять, – вербализовал наконец ситуацию прыщавый. – Под чаек и разговоры приятней.

Офицеры пошли за чаем, и с Александрой Юрьевной остался только Рустам; он молчал и поглядывал на нее растерянно и удивленно.

– Под чаек и поспорим, – сказал Валерий, шлепая стаканы на стол; стажировка его началась раньше назначенного срока. – Такая девушка хорошая и вдруг – антисоветчица. Берите чай, Саша, не стесняйтесь.

Под чаек действительно завязался долгий и безнадежный спор из тех, в которых собеседники могут понять друг друга не лучше, чем верблюд и белый медведь, обсуждающие климатические проблемы.

Уже через четверть часа Александра Юрьевна выдохлась и заскучала; будущие отрядные воспитатели сообщили уйму бесполезных и разнообразных сведений о стройках народного хозяйства, о бесплатной медицине, образовании и прочих благах.

«Виды не скрещиваются, – тосковала она. – Дарвин, что ли, это доказал. Человеческие подвиды, во всяком случае».

Юноши атаковали ее азартно и бестолково.

– Ладно, – сказала Александра Юрьевна, заманив противника в глубь своей территории, – стройки-то пусть себе строятся. А вот в Евангелии сказано: Богу – Богово, кесарю – кесарево. И если кесарь, как у нас, на Божье зарится, так хрен ему.

– Так это ж выдумки все, – застенчиво сказал прыщавый.

– А вы и в Бога верите? – растерялся Валерий. Их, наверно, учили, что спорить с верующими трудно и бесполезно. – Тогда понятно.

Поезд шел быстро, снежная крупа шуршала по стеклу, на столе тихонько позвякивали пустые стаканы.

– Тогда понятно, – повторил Валерий. – Давайте лучше в карты сыграем, если вам вера позволяет.

День

1

– Ну что, лейтенант, сыграем? – обратился к Виктору Ивановичу пожилой мужик в грязной путейской безрукавке.

– Что? – переспросил Васин, отрываясь от своих путаных и тревожных расчетов. – А ты почем знаешь, что я лейтенант?

Сидевший напротив них толстомордый парень гадко и тоненько захихикал.

– А ты погоны отверти, тогда никто и не узнает, – посоветовал он.

– Ладно, чего пристал, – сказал пожилой, боясь, видимо, упустить партнера, – ну задремал человек, забыл, в чем одет. Просыпайся, лейтенант. Тебе где сходить?

– В Четвертинке, – буркнул Виктор Иванович.

– Ну, успеем, – сказал мужик. – Полчаса еще ехать. Не телись, Славка, сдавай, времени мало.

Славка промычал что-то обидное и раздал карты.

– А откуда едешь, лейтенант, такой невеселый? – спросил пожилой, атакуя Виктора Ивановича.

– Из Рваной, – отвечал Васин. – Всё, беру.