Пурпурный. Как один человек изобрел цвет, изменивший мир

Однако мотивы Августа Гофмана были иными. Он изначально вдохновил Перкина на эксперименты с анилином и обучил большинство юных английских химиков, которые только сейчас начинали работать на красильных заводах Лондона, Манчестера и Лидса в попытке найти собственный новый цвет. Хотя Гофман никогда не равнял поиск краски с научной карьерой, он не мог не заметить растущие доходы изобретателей 1860-х годов и последующих десятилетий. И даже тогда его основной целью было поддержать свою научную репутацию, а не увеличить банковский счет.

Гофман был более искусным оратором, чем Перкин, и любил много говорить о будущем. Он не владел фабрикой и мог посещать все научные собрания. В начале 1860-х годов химик начал писать страстные отчеты о промышленности, которую невольно привел в движение. «Есть несколько [стеклянных] колпаков, которые возбуждают более, чем обычно, интерес и восхищение публики, – писал он об одной из химических выставок. – В этих колпаках представлены самые красивые и привлекательные предметы в контрасте с особенно отвратительной и неприятной субстанцией… газовой смолой».

Он писал, скорее, как путешествующий торговец, а не как ведущий профессор страны. На той же выставке Гофман отметил, что кристаллическая структура одной краски напомнила ему «блестящие крылья золотистой бронзовки». Коллекция шелка, кашемира и перьев страуса «была прекрасной и как никогда радовала человеческий взор. Язык и правда не мог правильно описать красоту этих великолепных оттенков. Среди них выделялись насыщенные малиновые, пурпурные ярче тирского, синие, от светло-голубого до глубокого кобальта. Контрастировали с ними деликатные оттенки розового, которые плавно переходили от мягких фиолетовых до мова».

В 1861 году Гофман посетил встречу Британской ассоциации в Манчестере, на которой новый председатель профессор Фэйрбейрн представил обычный каталог достижений за двенадцать месяцев. Химия прямым образом «воздействовала на комфорт и наслаждение жизнью». Теперь можно было измерять пищевую ценность многих продуктов. Воду изучали и очищали новыми методами. Лечение заболеваний быстро совершенствовалось благодаря пониманию атомистической теории. Фэйрбейрн отмечал, однако, что великий химический прогресс связан с «полезным искусством».

Так профессор назвал индустрию, имеющую практическое применение. «Какой бы сейчас была ситценабивная промышленность, отбеливание, окрашивание и даже само сельское хозяйство, если бы их лишили помощи теоретической химии? – спрашивал он. – Например, анилин, впервые найденный доктором Гофманом, раскрывшим его качества, в каменноугольной смоле, теперь широко используется как основа красной, синей, фиолетовой и зеленой красок. Это важное открытие через несколько лет, скорее всего, сделает эту страну независимой от остального мира в плане материала для окрашивания. И более чем возможно, Англия, вместо того чтобы получать красящее вещество из других стран, сама станет центром, поставляющим материал всему миру».

Такой оптимизм будет исчерпан через десятилетие. И действительно, всего год спустя стали очевидны некоторые проблемы, когда Лондон организовал Всемирную выставку 1862 года. Август Гофман, писавший «Отчет жюри» (Report to the juries) отметил, как далеко продвинулась его наука со времени последней Всемирной выставки 1851 года, и сделал новое предсказание о дальнейшем господстве Англии. Вскоре она станет крупнейшим в мире производителем красителей, говорил он, и «благодаря странной революции может отправить полученный синий в Индию, выращивающую индиго, дистиллированный из смолы красный в Мексику, производящую кошениль, а ископаемые заменители кверцитрона и саффлора – в Китай и Японию…»

Посетители выставки больше всего вдохновились первыми демонстрациями безопасной спички («спички, которую нельзя зажечь одним только трением»). Их также впечатлила Юго-восточная галерея, в которой несколько рядов шкафов содержали последние образцы окрашенной ткани Альфреда Сайдботтома с Краун-стрит, Кембервелл, «Генри Монтейта и K°» из Глазго и Джона Боттерилла из Лидса. Роберт Пуллар из Перта показал свои последние ткани для зонтиков и окрашенный хлопок. И в середине зала стоял стеклянный ящик с надписью «Перкин и Сыновья». В нем содержался кусок твердой краски мов размером со шляпу-цилиндр. Его получили из примерно 2000 тонн каменноугольной смолы, которой хватило для набивки 160 км ситца. Один писатель того времени говорил, что «она стоит 1000 фунтов, а количество краски в ней хватит чтобы окрасить небеса в пурпур».