Пушкарева - «А се грехи злые, смертные…». Русская семейная и сексуальная культура. Книга 1

Кто-то из давних исследователей, но, к сожалению, не могу вспомнить, кто именно, основываясь на разбойничьем характере Щелкана, видел в нем через игру слов самого Соловья-Раз-бойника (ср. изображение пения соловья у Крылова: «Защелкал, засвистал на тысячу ладов»). Женщины в былинах Соловьиного круга всегда с христианскими именами: жена Акулина, дочери Катюшенька, Пелька (Пелагея), Марья, но с басурманскими отчествами: жена Дудентьевна, дочь Марья Соловьевна.

Но, вообще-то, нужны ли и возможны ли в данном случае определенные исторические даты и имена? Не проще ли видеть в татарских отчествах Соловья и его семейных отражение общей тесной связи между татарами и волжскими инородцами, постоянными союзниками и проводниками первых в их набегах на Русь? А равным образом и того феодального внедрения, которым татары раздробили инородческие земли в полуавто-номные орды с владетельными князьками — мурзами из ордынских выходцев. В пяти губерниях (Тамбовской, Нижегородской, Пензенской, Симбирской и Казанской) образовалось 55 мордовско-татарских княжеских родов, причем чисто мордовских из них только три: Еделевы, Шунгуровы и Смелене-вы³⁹¹. В Казанской губернии ряд мордовских селений еще до покорения Казани Иваном Грозным уже отатарился до полного забвения своих нравов, обычаев и языка, и растатарить эту мордву русским не удалось, несмотря на то, что она — православная со времен основания свияжской конторы новокрещенских дел при Анне Иоанновне³⁹². О глубоком отатарении чувашей излишне распространяться: оно общеизвестно.

Любопытно, что народ не удержал в своих устах чистую форму — «Ахматович», но, воспользовавшись эпитетом «вор Ахматович», переделал Ахматовича в Рахматовича, а затем в Рахмантьевича, Рахмановича, Рахманова. Это позволило ему, по звуковой ассоциации, вызвать в воображении вышеупомянутое фантастическое диво: «птицу рахманную». Рахманный, или рахманый, — прилагательное народного говора, слышимое от Белого моря до Волги, от Пскова до Камы, но чрезвычайно неустойчивое, чтобы не сказать капризное, — разнообразное и противоречивое в значении. По В. И. Далю, на северо-восток и на юго-запад от Москвы оно обозначает «вялый», «хилый», «неразвязный», «скучный», «простоватый», «глуповатый», «нерасторопный»; а на север и на восток — наоборот, «веселый», «разгульный», «беседливый», «хлебосольный», «тароватый», «учтивый», «щеголь»; в пяти средних губерниях с тюрко-финским прошлым значение шатается; в Псковской губернии — «тихий», «кроткий», «смирный», «ручной». Общая характеристика: «рахманный — пополам с дурью». В олонецкой речи: «добрый», «хороший», «живой», «бойкий», «приветливый», «гостеприимный», «обходительный» (Г. Г. Куликовский)³⁹³. В архангельской — «довольный», «самодовольный», «в хорошем положении»; «жить рахманно» — привольно, с достатком (А. И. Подвысоцкий)³⁹⁴.

За исключением, пожалуй, последнего архангельского (и то лишь отчасти), ни одно из этих значений нисколько не характерно для такой «птицы рахманной», как Соловей-Разбойник. Мифологи стихийной школы, А. Н. Афанасьев и Орест Миллер, производили «рахманного» от рахманов или брахманов, т. е. браминов, забредших в русский народный язык книжным путем из старинных космографий, легенд об Александре Македонском и т. п. Поэтому для Афанасьева рахмапный — блаженный в обоих смыслах: и святой, и блажной, одержимый дурью, юродивый. В эпитете сочетались «понятия, с одной стороны, указывающие на людей, призванных к вечному довольству и покою, а с другой — на отмеченных рукою Смерти: болезненных, расслабленных, тоскливых, безумных» — как бы одержимых сверхъестественной (эльфической) силой³⁹⁵. Для Ор. Миллера рахжанный — «чудесный», «кудесный», «кудеснический»³⁹⁶.

Я должен сознаться, что это брахманское словопроизводство меня мало убеждает. Но приму, как более правдоподобное, толкование Ор. Миллера. Соловей-Разбойник, «птица рах-манная», уподобляется чудесной, кудесной птице из дальневосточной страны блаженных рахманов. В сказках «Тысячи и одной ночи» имя этой птице — Рох, из яиц ее родятся служебные духи, эфриты³⁹⁷. Рыбников в своих записях держался формы «рохманной». Может быть, и в самом деле это правописание верное, и в эпитете «птицы рахманной» звучит видоизмененное имя птицы Роха? История Аладдина с его волшебною лампою и кольцом была хорошо известна Древней Руси и отразилась в ее словесности как изустной (например, в сказках Афанасьева Nq 111 («Чудесный ящик»), 112 («Волшебное кольцо»)), так и письменной.