Пушкарева - «А се грехи злые, смертные…». Русская семейная и сексуальная культура. Книга 1

Поколения, старшие отца [ада) и матери (aba), не имеют собственных обозначений, а определяются прилагательными ки («большой»). Дед — киада, kugaj. Бабка — kuaba, kuba. Двоюродный дед, а также старший брат отца — kugizja. Двоюродная бабка и старшая сестра матери — киака.

Характерно отсутствие в черемисском языке собственного речения для внука. По-видимому, понимать эту степень родства черемисы обучились уже в очень позднюю эпоху от русских, у которых заимствовали они и свое нынешнее слово ипикка. В старом русском языке, когда его зазнали черемисы, ведь так и произносилось слово «внук»: «...и затворися Волга в граде со унуш своими»⁴⁴². Там, где все женщины принадлежат всем мужчинам, равно как там, где узаконено обычаем снохачество, то есть патриарх, глава рода или семьи, имеет право на жен своих сыновей, понятия о внуке (по мужской линии) быть не может, так как немыслимо проследить с уверенностью происхождение ребенка от отца или от сына. Равным образом черемисский язык не различает «человека» и «мужчины» от «мужа» в смысле супруга. Все это - man. Женщина и жена, одинаково, vate. Девушка и дочь — iidur. Особенно же выразительно для гетерического общества звучит слово jengaj, обозначающее вместе свояченицу (жену какого-нибудь izja) и любовницу.

Так как в гетерическом обществе женщина не принадлежит определенному мужчине, то и не может остаться вдовою. В языке черемисов и нет этого слова. Их tuluk заимствовано у более культурного когда-то чувашского народа (вероятно, в эпоху Болгарского царства на Каме и Волге). Равно как чуваши же передали черемисам идеи и слова для семьи (jez) и разврата (jazor), которых черемисский язык, как орган народа, жившего в совершенной свободе половых отношений, породить не мог.

Обратимся к мордовскому языку в наречиях двух племен — мокши и эрзи⁴⁴³.

Мокша Эрзя alja: человек, мужчина, отец,

предок: ^j^aj^: (^a!j^{a =} крестьянин)

atja: дед, самец, предок, учитель: atja: (хозяин) сога: сын, мальчик, молодой

человек: сдга

stir': дочь, девушка: tekhter’ patja: дядя, старший брат,

старший двоюродный брат: bat’aj (включает также

и соответственное женское родство)

akaj: старшая сестра, тетка,

племянница: bat⁹aj

sazor: младшая сестра,

племянница, свояченица ava: супруга, мать, самка: er've: свояченица, новобрачная,

вторая жена, сноха: ov: зять, свояк:

akVaj, jolmastir’: старшая золовка и

старшая сноха

ava, пг

ur'va

sodamo

avne

Из обоих языков явствует полное смешение степеней свойства (в особенности), причем иногда родство и свойство выразительно сочетаются, как, например, в мордовском слове sazor (младшая сестра и свояченица).

Таким же пережиточным признаком когда-то всеобщего гетеризма можно считать сохраняемый племенем и в культурные времена снисходительный взгляд на грехи пола и сравнительно широкую свободу, предоставляемую в этом отношении женщинам. Отсутствие супружеской ревности у мордвы племени мокши засвидетельствовано еще В. Рубриквисом: «Если кто спит с женою другого, тот не печалится об этом, если не увидит собственными глазами; отсюда они не ревнивы»⁴⁴⁴. У черемисов «рекрут, оставляя дом, почти открыто дает дозволение жене на сожительство с одним из родных»⁴⁴⁵. Александра Фукс спрашивает черемиску, сбежавшую от мужа: «“Что, Матрена? Ты так молода и между тем несчастна; я думаю, тебе очень горько?” — “Что за горько! — прервал вопрос молодой черемисин, — разве нет другого, кроме мужа?..” Вот дети природы, живущие на свободе!» — заключает сочинительница⁴⁴⁶.

Эта доступность женщин у финских племен должна была сильно помогать русско-финской метисизации. Г. И. Перетятко-вич считает ее в числе условий, способствовавших слитию славян с финнами, как скоро они селились между последними⁴⁴⁷. Меря и весь, исчезнувшие финские племена, соседи и родня мордвы и черемисов, вероятно, имели те же нравы. Поведение женского пола в русско-зырянском населении Усть-Цыльмы лучше всего определяется местною хороводною песнею. Девушка призналась парню, что любит его. Парень спрашивает, искренно ли? Ответ:

«Я по совести скажу — одного тебя люблю,

Я по правде-то скажу — семерых с тобой люблю».

Из двенадцати песен, пропетых С. В. Максимову усть-цыль-мянскими девушками, шесть он не решился записать по слишком уж гетерическому их содержанию. Тот же этнограф нашел в Усть-Цыльме, Ижме и т. д. в 1856 г. свальный грех и гостеприимную проституцию⁴⁴⁸. [М. Н.] Харузин (1888) говорит о гостеприимной проституции у вотяков Сарапульского уезда Вятской губернии⁴⁴⁹.