Пушкарева - «А се грехи злые, смертные…». Русская семейная и сексуальная культура. Книга 1

Кукующие куколки, спасающие девушку от кровосмешения, любопытно совпадают с хорватскими луковками кукушкиных слезок, избавляющими женщин от кровосмесительных сновидений. Весьма возможно, что и волшебные куколки эти не что иное, как эти корни, играющие столь важную роль в семицких девичьих обрядах, когда русские и мордовские (П. И. Мельников) девушки «кстят кукушку» — чучело, сделанное из названной травы (orchis latifolia), — и кумятся во имя ее. Отваром кукушкиных слез поят новобрачных, чтобы им жилось согласно и любовно. По корню растения беременные женщины гадают, будет ли дочь (корень в два отростка) или сын (корень в три отростка). Кукушка предсказывает своим криком девушкам, через сколько лет они выйдут замуж, а замужним женщинам — сколько у них будет детей. Вообще, эта вещая птица эллинской Геры и славянской Живы теснейше связана с идеей правильной любви, брака, деторождения, вопреки своей репутации гнезда не вьющей и птенцов не высиживающей.

Я не могу задерживаться долго и подробно на мифологическом значении кукушки, но полагаю, что будет уместно напомнить здесь, что у сербов и литовцев есть предание о превращении в кукушку неутешной сестры, которая долго и горько оплакивала смерть своего брата. На деревянных могильных крестах в Сербии изображают столько кукушек, сколько родственников и особенно сестер грустят по усопшему, и до сих пор девица, потерявшая брата, не может удержаться от слез, как скоро заслышит голос кукушки. В украинской песне к умирающему казаку прилетали кукушки, «у головах сдали, як pidni сестри ковали»⁴⁷⁴.

Выше я сделал предположение, что куколки старушек — божки или талисманы инородческого происхождения. Во-первых, потому что волшебство русских сказок в подавляющем большинстве случаев идет от «финнских арбуев»⁴⁷⁵. Во-вторых, потому что в мордовской песне об «Уле, Уле, Улюшке», которой часть я привел выше, есть также эта подробность сказки о Даниле-Гово-риле: провал сквозь землю сестры, выданной замуж за брата. «И отворил ей ворота милый муж ее, муж ее, часть ее сердца, и впустил ее в теплую избу. “Входи же, душенька, входи! входи, Уля, входи!” Уля вошла в теплую избу, Уля села на край печи. “Милая ты моя печечка, благодельница! разломись пополам, дай мне спрятаться в подполье!” Печь развалилась пополам, исчезла Уля в подполье»⁴⁷⁶. К сожалению, я цитирую песню об Уле по неполному (по-видимому) тексту во французском переводе г-на Буайе, а потому не совсем разумею, зачем Уля провалилась сквозь землю. Из кокетства ли пред братом-супругом, для которого она затем немедленно у когото «попросила сорочку для брата, части своего сердца»; или же, подобно сесгре-невесге Данилы-Говорилы, в виде протеста девушки, переросшей эндогамические нравы, против понуждения ее родом к кровосмесительному браку? Но, как бы то ни было, образное тождество эпизодов несомненно.

Нравоучительный дух сказки о Даниле наивно обессилен концом, разрешающим приключения беглой сестры и влюбленного брата весьма простым бытовым компромиссом. Князь Данила-Говорила, утратив свою жену-сесгру, не хочет другой суженой, остается неженатым. Но однажды доложил ему слуга, что в его владениях сидят «не две пташки залетные; а две красавицы намалеванные — одна в одну родством и дородством, бровь в бровь, глаз в глаз; а одна из них должна быть ваша сестрица, а которая?угадать нельзя». Князь зазвал девиц в гости. «Видит — сестра его здесь, слуга не соврал, но которая? — ему не узнать». Чтобы обнаружить беглянку, слуга делает ложное покушение на жизнь Данилы. Когда брат упал, «сестра кинулась обнимать его и плачет и причитывает: “Милой мой, ненаглядной мой!” А брат вскочил ни горелой, ни болелой, обнял сестру и отдал ее за хорошего человека; а сам женился на ее подруге, которой и перстенек пришелся по ручке, и зажили все припеваючи».

Таким образом, жена-чуж&чка является в этой сказке не более как заместительницей жены-сестры, и князь Данила-Го-ворила женится, собственно говоря, все-таки на сестре своей, в которую он влюблен, только не в ее собственном существе, а в точном ее отражении двойником-подругой.