Пушкарева - «А се грехи злые, смертные…». Русская семейная и сексуальная культура. Книга 2

Но при всем этом вплоть до указа 17 апреля 1863 г. карательная власть не оказывала почти никаких снисхождений массе женщин, их относительной слабости, впечатлительности, стыдливости. Даже упомянутый указ, безусловно освободивший женщин от телесных наказаний, не везде действует одинаково, и главное управление Западной Сибири постановило поступать со ссыльными женщинами на общих основаниях Устава о ссыльных, т. е. подвергать их телесным наказаниям. Вскоре это вошло в общую практику. Но наказание женщин не было их худшей долей. Нравственные оскорбления, переносимые ими, были естественным результатом диких воззрений на женщину. В этом отношении наша история полна возмутительных фактов. Вот, например, известный фаворит Петра II, И. А. Долгорукий. «Любострастие его одною или многими не довольствовалось; согласие женщины на любодеяние уже часть его удовольствия отнимало, и он женщин, приезжавших из почтения к матери его, затаскивал к себе и насиловал. Окружавшие его однородцы и другие молодые люди, распутством дружбу его приобретшие, сему примеру подражали, и можно сказать, что честь женская не более тогда была в безопасности в России, как от турков во взятом граде» (М. М. Щербатов). То же самое совершалось в административных сферах, по разным провинциальным захолустьям. Так, например, в половине XVIII столетия в Иркутске ревизор Крылов, ограбивший всех зажиточных людей и под защитою оставленной им для себя лейб-стражи водворивший в городе террор, небывалый даже и в Сибири, в продолжение трех лет своего зверского владычества был грозою всех женщин. Захватив и растлив дочь купца Ворошилова, он открыто жил с нею как с любовницей. Жену купца Мясникова он жестокими побоями, кнутом и плетью долго склонял к прелюбодеянию с собой и даже заставлял мужа ее бить ее батогами, что тот и исполнял, уговаривая несчастную отдаться всемогущему следователю. Мать Мясникова, пятидесятилетнюю старуху, Крылов доводил до отчаяния своим скотским волокитством и однажды на ее именинах в присутствии множества гостей бросился на нее и публично, среди комнаты повалил ее на пол... Насилуя всех попадавшихся ему на глаза девушек, даже малолетних, истязая нещадно плетьми и батогами тех, которые противились ему, Крылов простирал свое сладострастие даже на мужчин и дошел в своей нахальности до того, что даже с женой вице-губернатора Вульфа поступил точно так же, как с упомянутой старухой Мясниковой. Брат герцога Бирона, Карл, живший несколько лет в Малороссии, сформировал себе посредством одних только насильственных захватов обширный гарем... Хватали женщин, особенно кормилиц, и отбирали у них грудных детей, а вместо их заставляли грудью своею кормить малых щенков из псовой охоты сего изверга. Люди сильные и богатые дозволяли себе относительно женщин всё. Не ограничиваясь добровольно отдававшимися им помпадуршами, они силою своей власти или силою своих денег добывали себе женское тело, не стесняясь никакими нравственными правилами, ни даже законом. Дело не ограничивалось простым насилием в тесном значении этого слова. Женщин сплошь и рядом захватывали в рабство и держали их для любви или для работы. Поставка женщин для властей долго была своего рода натуральной повинностью: деревенских девушек, например, поочередно наряжали к исправнику или становому во время их разъездов. Скарятин свидетельствует, что в Восточной Сибири это продолжалось вплоть до управления графа Н. Н. Муравьев а-Амурского¹²³⁶. Еще к большим злодеяниям приводило в этом отношении крепостное бесправие. «Рабство, — писал в XVIII в. Шапп, — разрушило в России все естественные права; человек в России есть товар, иногда продаваемый по ничтожной цене; часто из объятий матерей вырывают детей, чтобы продавать их лицам, преданным разврату». В помещичьих имениях, где, по выражению Пушкина,

<...> тягостный ярем до гроба все влекут,

Надежд и помыслов в душе питать не смея,

Где девы юные цветут

Для прихоти развратного злодея, —

в помещичьих имениях поругание над женщиной даже в новейшее время достигало размеров, вполне достойных средневекового варварства, как это можно видеть, например, из «Русских уголовных процессов» А. Д. Любавского¹²³⁷. Вот, например, тайный советник Жадовский, оказавшийся по суду (в 1855 г.) виновным, кроме ужасных жестокостей, в мужеложестве, растлении, насилиях. Мужикам он дозволял жениться только под условием приводить к нему жену в первую ночь; за представление после брака жены своей невинною он наказывал; некоторых девушек растлевали в комнатах Жадовского его люди «при наблюдении барина» и т. д. В 1847 г. судился за подобные же подвиги помещик Страшинский, растливший и изнасиловавший почти всех девиц в своих имениях, между прочим, двух своих малолетних незаконных дочерей. Это скотство доходило до того, что некоторые джентльмены российские собирали крепостных девушек, раздевали их донага и натравляли на них собак...