В законах о браке мы вовсе не видим той выдержанности принципа и единства характера, какими отличаются постановления о семействе и законных детях. С одной стороны, супруги совершенно равноправны и самостоятельны в имущественном отношении, и жена может быть вполне независимою от мужа купчихою или промышленницею; но, с другой стороны, закон прямо называет власть мужа над женою властью неогра-ниченною1
. Только в самых крайних случаях он старается обуздать самовластие мужа и тем нисколько не содействует ослаблению того варварства, которым полна наша брачная жизнь, в которой тирания мужа часто доходит до ужасающих размеров. В купечестве, крестьянстве, мещанстве до сих пор господствует убеждение, что муж может делать со своею женою, что ему угодно — бить ее, драть, подвергать всевозможным оскорблениям, даже убивать. Случалось, что на судебных процессах мужеубийцы заявляли о своем праве на совершенное ими злодеяние!.. До сих пор мы то и дело бываем свидетелями самых возмутительных примеров мужниного деспотизма. Вот, например, в начале 1871 г. в Шадринском уезде один крестьянин забивает своей жене в ее внутренности несколько гвоздей без шляпок, осколки посуды, несколько больших иголок, завернутых в тряпку, и деревянную баклажку с гвоздем. Много труда стоило врачу и бабке избавить несчастную от этого содержимого. И это с нею не первый случай, но в первый раз забитый ей мужем гвоздь вышел вместе с родами. Она до последней крайности никому не сказывала об этом из боязни мужа, который грозил убить ее при первом ее слове. Конечно, в подобных чисто уголовных случаях закон преследует тирана мужа и предоставляет жене возможность развода, если злодеяние ее повелителя так велико, что он подлежит лишению всех прав; но неограниченность мужниного произвола во всех других отношениях, кроме уголовного и имущественного, не только поддерживает наши старинные варварские нравы, но и неизбежно ведет за собою возможность тех именно злодеяний, против которых вооружается даже закон... В постановлениях о правах и обязанностях супругов замечается только одно стремление — упрочить посредством легального принуждения те чувствования и отношения, которые в действительной жизни являются слишком шаткими и, будучи порождаемы единственно свободною наклонностью, не могут быть поддерживаемы и возбуждаемы насильственно. «Не находя в собственной душе, — говорит г-н М. А. Филиппов, — ни энергии, ни силы, ни стойкости, ни способности слить свое бытие, супруги убаюкивают себя мыслию, что они должны быть верны друг другу по закону и религии... Многие другие мудрые простирают свое безумие до того, что требуют от жены по закону любви, уважения, угождения и, главное, безусловного повиновения; в случае же непокорности жены — приступают к кулачному праву. Мне доводилось видеть несколько случаев в быту дворянском и чиновном, т. е. в кругу людей, не имеющих претензии на образованность, что, когда покидали их жены, они требовали от начальства, где было местопребывание их жен, о высылке последних с полицейскими для водворения жены к сожительству с мужем, на основании ст. 103, т. X, книг<и> I1. Однажды в Одессе я был в полиции свидетелем, как полицейский чиновник из Петербурга в глубокую осень привез туда на перекладной молодую, образованную женщину для водворения на сожительство с мужем». Прежде по требованию мужей казна высылала к ним жен по этапу даже на свой счет; теперь же муж обязан уплачивать издержки ее этапного путеследования... Но жизнь мало-помалу выставляет и осуществляет новые требования женщины даже в крестьянском быту. Реформы настоящего царствования затронули и деревенских баб. «Им, — пишет один мировой судья, — уже хочется новых льгот, желательно приятнее пожить на свете, и они возвышают голос против понятий и правил, вошедших в плоть и кровь русского быта, и при первой попытке мужей “постегать, по вине смотря” бабы бегут к мировому с жалобой на своих бывших неограниченных властелинов». Является стремление к разводу, и супруги дают друг другу такие формально засвидетельствованные сельскими властями записи: «Крестьянин Федор Федоров Солдатов и жена его Катерина Алексеева, находившиеся между собою во вражде, которую прекращают миролюбиво, согласившись друг от друга удалиться навсегда, с возвращением собственного ее движимого имущества — постели, перины, две подушки, самовар, корова пополам, два сундука, при миролюбивом разделе между собою, не взыскивая друг с друга никаких побой и неудовольствий, впредь уже должны мы жить особыми домами. Состоявшийся сей миролюбивый акт в присутствии волостного старшины, сельского старосты и крестьян (таких-то) подписан за неграмотных (такими-то)».Гражданский брак у нас до сих пор не дозволен, и те невенчанные связи, которые под этим названием всё более и более умножаются в обществе, закон считает греховными и преступ-