Пушкарева - «А се грехи злые, смертные…». Русская семейная и сексуальная культура. Книга 3

Что же касается посещения цирков и театров и пр., то эти преступления были неприложимы к древнерусской женщине уже потому, что подобных зрелищ у нас не было. Правда, что и у нас существовали свои национальные игры, начиная с<о> знаменитых игр «межи-сел» (т. е. между селами. — Ред.) и продолжая разными другими; но мог ли муж возражать что-нибудь против посещения его женою подобных игр, когда они составляли заветную русскую старину, искоренить которую долго не удавалось нашим виз антийств о в ав шим иерархам. То же самое надо сказать и «о ночи, проведенной вне дома»; такой повод прилагать к простому классу было бы просто несообразностью.

Всё это, конечно, не предрешает вопроса о том, что у нас фактическая свобода разводов была меньше, нежели в Греции. В своем месте мы постараемся доказать противное. Но пути, которые вели у нас к этой свободе, были совершенно другие.

В свою очередь, жена имела право развестись с мужем при наличности на его стороне следующих поступков:

1) Если муж, презирая свою жену, заведет в общей супружеской квартере непозволительную связь с другой женщиной¹⁷⁹ или же будет уличен в такой же связи с посторонней женщиной, живущей в другом доме, но в том же городе, где и жена, и если он, будучи обличен¹⁸⁰ в этом один раз и в другой раз своими родителями, или родителями жены, или другими достоверными лицами, не отстанет от этого распутства¹.

Что же касается жизненного значения этого постановления, то привилегированное положение мужа в браке и снисходительный взгляд на безнравственность мужского пола, присущий всем временам, а тогдашнему в особенности, возбуждают сомнение в применяемости рассматриваемого узаконения. И действительно, состояние нравов русских людей той эпохи оправдывает это предположение. «Богатые люди, не довольствуясь женами, содержали на стороне любовниц, нередко по нескольку разом — заводили даже гаремы. Так, один фаворит Алексея Михайловича обзавелся гаремом, и так как жена его была этим недовольна, то он отравил ее. Помещики сплошь и рядом держали у себя по несколько любовниц, насиловали своих крестьянок, растлевали малолетних девушек, пользовались правами первой ночи. В местностях с инородческим населением, например в Казанском крае и Сибири, русские творили всевозможные насилия подобно своим предкам, которые “умыкали красных девок половецких”, как выражается “Слово о полку Иго-реве”. Покоряя немирных инородцев или усмиряя бунтовавших инородцев, русские обыкновенно брали в полон их женщин и разделяли с ними свое ложе или продавали для этого другим»¹⁸¹. При подобных нравах просьба жены о разводе на том основании, что муж завел наложницу, едва ли могла иметь успех.

2) Если муж сделает умысел против целомудрия жены и покусится предать ее на прелюбодеяние другим¹⁸².

3) Если муж ложно обвинял жену в нарушении супружеской верности¹⁸³.

Чтобы судить о том, насколько эти поводы к разводу могли быть усвоены русской жизнью, надо непременно считаться с характером и объемом мужней власти в рассматриваемый период. Не вдаваясь в подробное исследование этого вопроса, заметим, что власть эта была так велика, что в проявлении своем она могла выражаться в разных и существенных функциях. Довольно сказать, что даже ответственность мужа за лишение жизни жены ставилась в нашем праве в связь с этою властью; при этом что касается древнейшего периода, то даже такой осторожный исследователь, как Неволин, допускает возможность полной безнаказанности за женоубийство¹⁸⁴.

Конечно, воздействие религии и вообще культуры не могло впоследствии не повлиять на указанную оценку тогдашним обществом обозначенного преступления. Но какими привилегиями в этом отношении пользовался муж, видно из того, что даже в XVII в. назначались мужьям за убийство жен сравнительно слабые наказания¹⁸⁵. И эта слабость кар вполне соответствовала народному правосознанию. До нас дошла поручная запись от 1677 г., в которой поручители ручаются пред кредиторами, что должник явится к сроку для выполнения обязательства вместе со своею женою, а также и в том, что ему, должнику, «той ему своей жены не убить, и не замучить, и не постричь безо властелина ведома»¹⁸⁶.

Не касаясь других проявлений мужней власти (к чему мы рассчитываем возвратиться впоследствии), мы вправе заключить и из сказанного, что едва ли изложенные выше провинности мужа по отношению к жене могли стать для последней поводом к разводу в действительности, а не на бумаге только.