Отрываю глаза от карты-схемы. Мужчина лет сорока в потертом светлом костюме и с большой пластиковой сумкой повторяет свой вопрос.
— До «Алезии» не доедете — ветка перекрыта. Бастуют работники, у них на прошлой неделе погиб контролер. Идите за мной. Тут пешком — не так далеко.
По дороге разговорились. Петр, как представился незнакомец, живет в Париже уже лет десять, но постоянной работы нет, и в будущем не предвидится. И пока мы шли, он на все лады проклинал коммунистов и демократов, новых русских и всех французов заодно. Видно, несладко живется Петру из подмосковной Балашихи в славном городе Париже. Испытание эмиграцией проходят далеко не все. Но и я приглашена в гости в семью, где об эмиграции знают не понаслышке.
…Дверь открыла сама Надежда Бэр — моложавая стройная женщина. Пригласила войти. Вхожу в полумрак большой гостиной и словно попадаю в давно забытый мир: старомодные кожаные кресла, секретеры и бюро старинной работы со множеством затейливых безделушек, пожелтевшие гравюры с видами пушкинского Петербурга на стенах.
— Вот только сегодня взяла гравюры из мастерской — заметив мой взгляд, поясняет Надежда, — старые стали, нуждались в реставрации. Отец ими очень дорожил…
Георгий Михайлович Воронцов-Вельяминов, отец Надежды, всю свою жизнь проработавший инженером в одной из французских компаний, был хорошо известен в России. И не только как потомок поэта, но и как автор оригинальных пушкиноведческих трудов и бескорыстный даритель фамильных раритетов. Это он передал пушкинскому музею, мемориальной квартире поэта на Мойке, 12, драгоценную реликвию — печатку Наталии Николаевны Пушкиной с вырезанными на ней инициалами «Н. Н.» и, по семейному преданию, подаренную ей мужем. Он первым привез в Михайловское из Парижа старинную бутылку из-под шампанского, воспетого Пушкиным, — знаменитой фирмы Моэта.
Надежда Георгиевна вздохнула:
— Знаете, после смерти отца, а это случилось внезапно, а потом — и матери я сняла их портреты со стены. Ну нельзя же мне все время смотреть на них и плакать. Я храню их образы в сердце.
В ее памяти живы светлые воспоминания детства, и самые дорогие из них связаны с отцом. Помнится, как вечерами отец читал главы из «Пиковой дамы», а они с сестрой Аней, забравшись в кресла, слушали его. И было немного страшно, замирало сердце, и казалось, что свершается некое великое таинство, неподвластное их детскому разуму… Или вот отец принес домой целую кипу пластинок с записью оперы «Евгений Онегин». Сама собой сложилась семейная традиция: перед сном включали проигрыватель, и дети слушали гениальную музыку, соединенную с пушкинскими стихами.
Родители сделали все, чтобы дочери не забыли русский язык. Дома, конечно же, говорили только по-русски. И Надежда, и Анна ходили в так называемую «четверговую школу», где по четвергам, а это были дни, свободные от занятий во французской школе, занимались русским языком.
Наде шел четвертый год, когда не стало дедушки Миши. Запомнился ей этот горький день, запомнился и любимый дедушка, такой странно-неподвижный… О его жизни знает из рассказов отца.
— У деда Михаила Павловича трудная судьба. Счастливым было, пожалуй, только детство. Прошло оно в Белоруссии, в Вавуличах, родовом имении.
…А как любили окрестные крестьяне Наталию Александровну за ее незлобивость, всегдашнюю готовность помочь ближнему не только словом, но и делом!
— Талантливая была прабабушка — увлекалась поэзией, рисовала — сохранились ее романтические пейзажи. А вот ее стихи не уцелели. Если хотите, я вам покажу фотографию, где она совсем молодая…
Еще бы не хотеть — ради одного этого стоило ехать в Париж! Из книжного шкафа извлекается на свет пухлый альбом. На первых страницах — портреты Александра Сергеевича и Наталии Николаевны, их детей, внуков.
…Фотография Наташи Пушкиной. Нежный девичий профиль с чуть припухшими губами. Имя свое — Наталия — получила в честь бабушки Наталии Николаевны.
Еще снимок, сделанный после свадьбы с Павлом Воронцовым-Вельяминовым, штаб-ротмистром 13-го гусарского полка, героем Русско-турецкой войны.
На другой, пожелтевшей от времени фотографии, — вся большая семья Воронцовых-Вельяминовых. Хорошо виден старинный особняк с затейливыми резными башенками, с балконом-террасой. Давным-давно нет старого дома в Вавуличах, вот только и остался этот снимок на память о разоренном родовом гнезде.
— Как-то друзья пригласили меня в Абрамцево под Москвой, — вспоминает Надежда, — и мне почудилось там, что похожий дом был у моей прабабушки. Верно, в таком же русском доме родился и мой отец. Я долго бродила по старому заросшему парку и вдруг наткнулась на сказочную избушку-беседку. Подошла и молодая женщина с детьми. И вот она обняла своих деток и с чувством начала читать знакомые строки:
Я была потрясена, даже слезы на глазах выступили: так любить Пушкина могут только в России! И передавать любовь по наследству!
Как тут было не согласиться…