Соломон выглядел весьма подавленным, как будто в собственной шкуре и в униформе ему было одинаково некомфортно, и в целом Ватсону показалось, что этот человек не обладает способностью держаться как настоящий военный. Ещё на его руках были чудны́е пятна, похожие на возрастные, происхождение которых доктор не смог определить.
– Обычно мы здесь не ужинаем, – сказал Суинтон, меняя тему, – но время от времени любим похвастаться этим местом.
«Возможно, – подумал Ватсон, – или он не хочет, чтобы я общался с младшими офицерами».
– Боюсь, его светлость забрал с собой поваров и почти всех слуг, когда переселился в Лондон, – продолжил Суинтон, – так что мы кое-как заботимся о себе самостоятельно. Что будете пить?
– Скотч? – предложил Ватсон.
Дежурный в белом пиджаке вышел из тени, которую отбрасывала колонна, и принёс ему напиток. Ватсон мысленно отметил, что самостоятельная забота о себе была некоторым преувеличением.
– Прошу, – сказал дежурный. – Добавил чуток воды, как вы любите, сэр.
Ватсон посмотрел на солдата: за пятьдесят, седеющие волосы зачёсаны назад, открывая «вдовий мысок», глаза блестят, намекая на то, что жизнь – одна большая шутка.
– Райт? Билли Райт?
– Так точно, сэр. В прошлом был в Военно-флотском клубе, а теперь делаю коктейли в зоне хранения взрывчатых веществ Элведен до поступления новых указаний.
Ватсон взял свой стакан:
– Рад видеть знакомое лицо.
Райт в ответ на это дерзко подмигнул.
– Кстати, таково официальное наименование, – заметил Суинтон, бросив взгляд через плечо. – Зона хранения взрывчатых веществ. Кто бы ни спросил, мы тут проводим испытания боеприпасов. Вы знаете историю этого места? Элведена?
Ватсон повернулся:
– Я о нём слышал. Знаю, что им владел махараджа. – Доктор огляделся по сторонам. – Я понятия не имел, что он привёз Индию с собой.
– Если точнее, Пенджаб, – поправил Бут.
– Мой дядя Уолтер сражался в той войне, – сообщил Туэйтс. – Второй англо-сикхской. Семьдесят с лишним лет прошло. Он ещё жив. Почти сотня ему.
Суинтон сказал:
– Махараджа был королём-мальчишкой, ему было всего одиннадцать, когда мы взяли Пенджаб.
– Или, как мы говорим в моей стране, украли Пенджаб, – изрек Левасс певучим голосом, полным озорства.
Туэйтс бросил на француза сердитый взгляд.
– Сдаётся мне, нации, которая подарила нам Наполеона, стоило бы проявлять осторожность, бросая другим обвинения в захвате земель. – Он повернулся к Ватсону в поисках поддержки: – Не так ли, майор? А?
– Джентльмены, – с упрёком проговорил Суинтон, словно обращаясь к ссорившимся детям. – В виде части репараций мы попросили алмаз «Кохинур».
Левасс издал нетерпеливый возглас.
– Попросили? Скорее, потребовали. Насколько я помню, ваш лорд Дальхузи тайком вывез его под рубашкой. И доставил мальчишку в Англию, чтобы тот подарил алмаз королеве Виктории,[60]
– проговорил он, восхищенно посмеиваясь. – Как умно. Если кто-то когда-то потребует его обратно, вы всегда сможете сказать: «Но ведь это был подарок».Ватсон знал кое-какие детали этой истории. Махараджа впоследствии сделался заметной фигурой в обществе, подружился с принцем Уэльским и прославился как легендарный стрелок.
– Разве махараджа не впал в немилость из-за того, что попытался забрать обратно свои земли? – спросил Ватсон.
– Да. Заделался сторонником фенианского братства и русских. Умер сломленным в Париже, – сказал Туэйтс.
– Я бы не стал его слишком уж сильно жалеть, – прибавил Суинтон. – В этих краях немало смуглых юношей и девушек, кое-кто носит среднее имя Сингх. Нравились ему горничные, нашему махарадже. На одной в конце концов он и женился. После того как его первая жена умерла.
– Я нарисовал его сына. Фредерика. Принца Фредди. – Тихий монотонный голос принадлежал Соломону. – Не в этом доме. Этот ему пришлось продать, когда умер отец. Это было в Бло-Нортон-холле, его доме недалеко отсюда. Он теперь во Франции, с Норфолкской территориальной конницей. Я его видел, когда подбирал цветовую палитру.
«Палитру?» Теперь Ватсон понял, кто он такой и что за выцветшие пятна у него на руках.
– Простите, сэр, так вы Соломон Джозеф Соломон? Художник?
Мужчина кивнул и улыбнулся краем рта, довольный.
– Холмс вам позировал, не так ли?
– Давно это было, – подтвердил художник. – Кажется, результат ему не понравился.
– Холмсу? О нет. Не позволяйте его грозному виду обмануть себя. Он не хотел показаться тщеславным. Но у него точно не было никаких нареканий. – Портрет детектива – с выпяченным подбородком, нахмуренным лбом и трубкой, застывшей на полпути ко рту, – был прислонён к каминной доске в 221-Б. Он производил сильное впечатление и почти заставлял услышать, как этот великий ум решает задачку на две или три трубки. – Картина была гордостью Бейкер-стрит.
– А где она теперь? – спросил Соломон.
Ватсон точно не знал, что стало с портретом.
– На хранении, – дипломатично сказал он, – пока не найдётся подходящее место, чтобы снова его повесить.
– А как мистер Холмс? – спросил Соломон.