Пусть увядает сто цветов...

На Кира никто не обращал внимания: у всех были свои дела. В основном, крашеные пока протряхивались по направлению к центру, но попадались уже и торопливые: не в силах дождаться темноты, они устраивались парами, а то и небольшими группками прямо на газонах. У Кира непроизвольно сжались кулаки: неделю у него никого не было и, судя по всему, эту ночь ему тоже предстояло провести в одиночестве. Жаль, что он не успел договориться с той уиппи, это был бы совсем неплохой вариант. Ну, ладно — если доведется сегодня вернуться в комнату с матами, надо будет попробовать: там наверняка ночует много народа — может, придет и она.

Чем ближе к центру, тем яростней ревели выставленные на углах динамики. Мимо прошла, пританцовывая, толпа оранжей, на какое-то время почти заглушив своими барабанчиками рвущиеся вдоль улицы хэвел и джаки-блюз.

Кир перепрыгнул через два поваленных крест-накрест фонарных столба и пошел быстрее.

Только сейчас он обратил внимание, что уже минут пять перед ним мелькает знакомая фигура в мини-юбке; юбку почти полностью скрывала синяя выцветшая майка, а на ногах у девушки были старые кеды, причем правый с полуоторванной подошвой, так что при ходьбе из дыры показывалась пятка неожиданно чистая и розовая. Утром этой дыры не было, поэтому Кир некоторое время соображал, потом прибавил шагу и на перекрестке поравнялся с давешней светловолосой уиппи.

— Кажется, мы встречались, — громко, но не глядя на нее, сказал он. — Я с Междуречья. Кир.

— Затряхнуты. Я — Тала, — довольно приятным голосом отозвалась она.

Тогда Кир, по-прежнему не глядя, обнял ее за талию и лишь теперь взглянул уиппи в лицо. Глаза у нее были зеленоватые, большие и немного удивленные.

— Ты местная? — спросил он, стараясь идти с ней в ногу; это было труднее, чем бежать: шаги у него были намного шире.

Она кивнула и положила руку ему на плечо. От внезапно нахлынувшего желания у него по спине прошла дрожь.

— А ты с самого Междуречья? — она чуть-чуть склонила голову.

Кир непроизвольно облизал губы.

— Да, почти с границы. Когда цугеры заканчивали Стену, я еще был на той стороне, еле удалось вернуться.

Спутница бросила восхищенный взгляд.

— А правда, что цугеры отлавливают наших и увозят на… исследование? — теснее прижимаясь к Киру, спросила она, запнувшись перед словом «исследование».

— Нет, — твердо ответил Кир. — Это вранье; они только принимают к себе всех, кто захочет, но не выпускают обратно.

— Не выпускают… А может, никто и не просится?

Тема становилась опасной, и, заметив, что Тала собирается еще о чем-то спросить, он опередил ее:

— А ты что, к своим идешь, на пастбище?

— Вообще-то да, — Тала рассмеялась, а потом, приблизив к его губам свои, доверительно прошептала. — Но я еще никогда не притряхивалась с ребятами из Междуречья…

Тала, впавшая к третьему часу в полнейший экстаз, не желала уходить со стадиона, вырывалась и лезла на сцену. Киру едва удалось привести ее в чувство, и это стоило ему пары глубоких царапин.

Только за воротами она немного успокоилась, но все еще поглядывала на него с неудовольствием. Но Кир знал, что путь от ненависти до близости гораздо короче, чем от безразличия — пусть только пройдет приступ концертного безумия.

Каждый раз, когда он оказывался на таких сборищах, его охватывало недоумение. Не так-то просто было принять мысль о том, что толпу хэвелов и уиппи куда легче укротить парой электрогитар и барабаном, чем теми хитроумными устройствами для воздействия на психику, о которых писали фантасты и трубили газеты, притворявшиеся борцами со спецслужбой. В таком случае цугерам ничего не стоило бы захватить Равнину, расчистить города и очеловечить разношерстные, но одинаково дикие орды.

Хотя было одно, но принципиальное обстоятельство — текущие отсюда за Стену слухи о «проворачивателях мира», о тригерах. Боялись ли цугеры тригеров?.. Вполне возможно.

Словно отгадав его мысли. Тала — уже нормальным голосом, опять входя в роль приветливой хозяйки — спросила, правду ли болтают о мутантах, появляющихся близ Междуречья и добирающихся аж до самого Юга, — что они пьют кровь, не слушают джаки-блюз (который признают даже кретины Меккера) и вообще — все они оборотни?

Хотел бы Кир знать всю правду об этом!

— Цугер их разберет, — помолчав, сказал он. — У вас тут о них знают, пожалуй, больше, чем в Междуречье. Помнишь, сегодня в переулке?

— Да-а, — протянула Тала, на миг задумавшись. — Парней Меккера здесь никто не любит, но они все-таки спасают нас от этой мерзости…

Кир промолчал.

Окна были черны и только в некоторых мерцали отблески пламени: жильцы жарили пойманную в мышеловки живность и разогревали выменянную у Стены тушенку. Цугеры исправно снабжали Равнину едой, одеждой и даже медикаментами, правда, в последнее время, напуганные жуткими слухами о тригерах, из мест за Сушью двинулись жители — помоложе сюда, постарше к цугерам, и с едой стало хуже.