Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Отец Амор привычно вел службу. Блок за блоком, заставлял себя не спешить, обращался – то в пении, то в короткой молитве – ко всем, кто стоял перед ним. Не то чтобы радовался, замечая, что они покачиваются в такт ритму, даже начинают поглядывать друг на друга, и на лицах у них появляются не улыбки, всего лишь их тени, – ощущал горькое удовлетворение. Затем читал и толковал случайно подобранную евангельскую притчу, стараясь ни на шаг не отходить от принятой в церкви интерпретации, не добавлять ни слова, ни полслова лишнего, и снова обращался к гимнам, которые, к его удивлению, сами подбирались, пусть и казались ему неуместными, которые, к его удовлетворению, тут же подхватывали горняки и даже солдаты. Затем – снова молитва, коротенький гимн и благословение.

Капитан Ноулла категорически отказывался принимать участие в общем действе, стоял, сложив руки на груди; затем отдал короткий приказ, и два солдата приволокли ему кресло. Кресло! Внушительных размеров, обитое вишневого цвета – как бы не кожей, тяжелое – солдаты заметно надрывались, когда тянули его. Они поставили кресло ровнехонько за капитаном Ноулла, и он не глядя опустился в него. Отец Амор только поднял брови, развлекаясь. Это было бы комично, настолько шаблонны были претензии капитана. Это оказывалось страшным, потому что в руках этого человека оказывалась вся власть.

Горняки все не отпускали его. Кто-то держал за руку, спрашивал о какой-то мелочи. Как церковь, как приют отца Амора, кто помогает, когда прохудилась крыша. Кто-то стоял рядом, сглатывая слезы, рассказывал, что его жене удалось передать записочку. Двое детей умерли, она со средним живет на улице, побирается. Что с родителями, он не знает. Кто-то стоял, глядел в землю, и когда отец Амор опускал руку ему на предплечье, говорил: «Мои были в Зиндере…», либо мог назвать любую другую провинцию, о которой было известно, что там было несладко – вооруженные ли действия, зверства ли арми, что угодно еще. Отец Амор молча рисовал ему крошечный крестик над сердцем. К нему подходили солдаты, некоторые склоняли головы, кое-кто стоял, высокомерно задрав подбородок. Отец Амор благословлял и их. Капитан Ноулла все сидел в кресле, положив щиколотку правой ноги на колено левой, поигрывал стеком, и отцу Амору казалось, что куда бы он не отступил, белые перчатки капитана все равно будут кидаться ему в глаза.

Он все-таки подошел к капитану Ноулла. Тот остался сидеть в кресле, глядел на отца Амора и кривил губы, разыгрывая, очевидно, мизантропа.

– Я могу рассчитывать на вашу любезность – на то, что меня доставят домой? – кротко поинтересовался отец Амор.

– Мне придется снизить охрану месторождения на целое звено вооруженных солдат, – процедил капитан Ноулла. – И это вечером. Знаете ли вы, на сколько увеличивается риск нападения со стороны преступных вооруженных элементов в ночное время?

– Позволю предположить, что значительно. – Отец Амор отвел глаза в сторону. – По крайней мере, именно это мы слышим по ночам. Днем – изредка. А еще на рассвете. – Он перевел взгляд на капитана Ноулла. – В таком случае я отправляюсь пешком?

– Что за бред?! – тот решительно встал.

– Мой приход нуждается в духовном попечении. Я именно для этого там. Особенно в это тяжкое время испытаний. Мой долг требует, чтобы я вернулся. Вы, как человек долга, не можете не понимать ответственности, возлагаемой на нас нашей службой. – Отец Амор помолчал немного. – И, если позволите, капитан Ноулла. Я искренне благодарю вас за возможность немного времени уделить и… работникам этого месторождения. – Он в последний момент осекся – чуть было не сказал «вашим поднаддзорным». – И вашим подчиненным. Здесь им всем наверняка несладко.

– Я отправлю с вами троих людей, – холодно ответил капитан Ноулла и отвернулся, предоставив отцу Амору возможность любоваться его профилем.

– Этого достаточно, чтобы у них была возможность вернуться сюда без… – и отец Амор замялся. Слова как-то не подбирались.

– Без жертв? – высокомерно посмотрел на него Ноулла. – Сопровождения, которое готов предоставить вам я, может быть недостаточно, и чтобы доставить вас в относительном здравии в ту дыру, в которой вы священник. Но если вы отправитесь один, у вас не будет шансов вообще.

– В этом-то я не сомневаюсь, – неожиданно улыбнулся отец Амор. – И все-таки мне очень не хотелось бы, чтобы из-за меня гибли люди.

– Так оставайтесь здесь, господин деревенский священник, – осклабился капитан Ноулла. Он даже игриво подвигал бровями и громко засмеялся собственной шутке. Сержант за его спиной выдавил из себя натужный смех, солдаты попытались улыбнуться. – Успешной карьеры не гарантирую, но до поры до времени наверняка останетесь в живых, уж мои солдаты об этом позаботятся.

Отцу Амору подумалось отчего-то, что у него и без неприязни всяких солдафонов шанс оказаться рабом в каком-нибудь карьере красноречиво велик. Иначе не был бы он в Африке.