Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Эта ночь тоже была привычно шумной. Орали цикады, им вторили лягушки. Изредка блеяли козы. На кошачьих лапах подкрадывались и взрывы – они случались где-то далеко, до деревни долетали вялые отголоски, вполне безобидные. Небо было саженно-черным, вполне под стать всеобщему настроению. И сердце сдавливали иглисто-холодные обручи – то ли беспокойство, то ли безнадежность.

– Я слышу, у вас там весело, – глухо сказал Яспер. Что он там мог расслышать, лениво подумал Амор. Вслух ответил:

– Не веселей, чем у тебя. Можно подумать, вас не развлекают так.

Он посмотрел на экран – успел ухватить, как Яспер поморщился и отвернулся.

– Нам по долгу службы положено, – буркнул он. – Прости меня, друг мой милосердный, мое личное время почти закончилось. Пора снова впрягаться. Я свяжусь с тобой, чтобы проверить, как обстоит твоя эвакуация.

– Яспер, – невесело усмехнулся Амор, – только если в астрале. Комм совершенно бесполезен, если незаряжен. А он будет незаряжен.

Яспер приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, нахмурился, отвел глаза.

– Твое чертово руководство не может тебе помочь? – зло прошипел он.

– Может, – улыбнулся Амор. – Вот доберусь до него, и оно мне поможет.

– Доберись, отче, – сразу же отозвался Яспер, жадно вглядываясь ему в глаза.

Амор прикрыл глаза, давая знак, что согласен, сделает все возможное. Яспер попытался выдавить из себя пару шуток, легкомысленных фраз, чего угодно, чтобы как-то развеять тяжелое, угнетающее настроение, огромным крылатым ящером нависшее над ними. Амор сделал вид, что у него получилось. И они долго смотрели друг на друга, и даже Яспер не мог решиться и отключиться.

Затем Амор долго сидел прямо на земляном полу, привалившись к косяку, и прижимал комм к сердцу. Вроде он считал себя экспертом по ловкости, с которой он не задавал себе очевидных вопросов, вроде и был уверен, что способен контролировать выдержку, а она подвела, и в голове упрямо, изматывающе вертелся один-единственный вопрос: будет ли для нас «после». Встретимся ли мы. Увижу ли я тебя не на экране, а вживую, дотронешься ли ты до твоего подарка на моей груди. Сбережешь ли ты себя – хотя бы и для меня.

И вставало солнце.

Амор долго стоял на крыльце, склонив голову к плечу, словно прикидывал, с каких из авгиевых конюшен начать. Правда, Гераклом он себя не чувствовал, скорей немощным домовым эльфом. А начинать было нужно: у него уже не было выбора, если он хотел и дальше заботиться о тех, кто оставался в приюте. У них-то не было ничего вообще, и даже деревенские – самые щедрые из них – не могли ничем делиться, потому что нечем.

Немного зарядив комм, Амор связался с кардинальским двором. Брат Юстин был ожидаемо на ногах и объяснимо настрожен. Амор подозревал, что о нем ходят самые разные и не всегда приятные слухи, включающие и сомнения в умственных способностях. Хотя Всевышний с ними, лучше считаться блаженнным и недалеким, чем очень умным, но бессердечным. Наверное. Но брат Юстин оживился, когда Амор сказал ему, что он сам считает допустимым и даже желательным оставить деревню, и знакомые советуют ему то же. Но разумеется, он попытается увести с собой и самых страждущих.

– Благословит ли меня на это его преосвященство, отец Юстин? – безнадежно спросил Амор и заставил себя улыбнуться, чтобы сгладить тоску в голосе.

– Подождите, Амор. – Отец Юстин переплел пальцы рук, затем резко разорвал замок и нервно ухватился за подбородок. – Вы хотите покинуть деревню, но не один, а в сопровождении… э-э-э… местных?

– Э-э-э… – не удержался и сымитировал его Амор – гадкая язвительная натура учуяла секундную слабину и взяла верх, но затем, спохватившись, сделал вид, что это звук-«раздумье», и продолжил: – не обязательно. Некоторые оказались здесь случайно, а были рождены в Мали. Или… – он пожал плечами. – Я все-таки, наверное, предпочел бы заявить, что не они будут сопровождать меня, а я их.