Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Раздражало многое. Начиная с того, что их вынуждали подчиняться гражданским лицам сомнительной государственной ценности. Изменения в положение о лигейской гвардии вносили слишком часто, чтобы успевать полноценно осознавать их, времени хватало разве что только выучить их наизусть и позлословить на их счет с сослуживцами. Но выходило, что любой чиновник министерского уровня из администрации Лиги имел право внести предложения по деятельности гвардии и даже настоять на их исполнении. Средств противостоять этому оказывалось все меньше. Генштаб медленно и неотвратимо превращался в декоративный институт, обремененный бесконечным списком обязанностей и методично лишаемый прав. Сибе беспокоило, что их заставляли исполнять какие-то мелкие поручения, с которыми должны были справляться даже не военные — полиция, и даже не лигейская — местная. А они, элита, должны были вступать в действие, когда требовалась реальная, мощная и изобретательная помощь. Их для этого тренировали, натаскивали, обучали всяким разным приемам, гоняли по бесконечным симуляциям, а не для того, чтобы охотиться по джунглям на юго-востоке материка за мелкими мародерами. По крайней мере, еще пять лет назад даже речи об этом не шло, теперь же — месяц за месяцем они проводили какие-то непонятные рейды, ни цели, ни стратегического значения которых не мог объяснить ни высокий чиновник из управления, ни тот гражданский говнюк, который готов был долго — часами, не меньше – и нудно вещать о том, какая великая честь возложена на них по защите родины и народа, какое доверие выказывает им народ — опять же — позволяя охранять их от антиконституционных вооруженных групп, как горды они должны быть, что народ сначала вложил в их подготовку значительные средства, а затем дал возможность на деле доказать, что это было не зря.

У Сибе была отменная память — тренировали, очевидно — и острый язык вдобавок к неплохим актерским способностям. Он передразнивал напыщенного чиновника, Берт оторопело смотрел на него: это явно было клоунским кривлянием, но наверняка у него был прототип. Осталось чуть поднапрячься, чтобы выяснить, кто именно. Авось пригодится. Он и подался вперед. Немного подумав, предположил: шепотом, но усердно шевеля губами, чтобы поточней намекнуть Сибе, чье именно имя он произносил. И — Сибе точно так же подался вперед, сверкнул зубами в яростном веселье и сказал: «Узнал Иуду?».

Это было слишком лестным замечанием, присваивать не принадлежавшую ему изначально славу Берт не считал возможным и просто пожал плечами. Собственно, его встревожило, что он оказался прав: чиновник был действительно не из крупных, даже не министр, а глава департамента, важного, но не ключевого. Берт и знал его, а точней, о нем из третьих рук: у этого человека была вполне устойчивая слава амбициозного, жадного до влияния, не самого компетентного для занимаемого поста, но знающего людей, которые знают людей… и кое-кто был обязан ему. Горрен, по крайней мере, знал, чем именно. И чтобы он мог указывать гвардии — неожиданно. Тревожно.

Сибе продолжал. Рассказывал, в какие дыры их отправляли в последнее время.

– Спроси Эйдерлинка, Берт, хотя нет, твои-то вопросы майор слушать не будет… но он рассказывал, какие оргии они устраивали в некоторых президентских дворцах… оглянуться на пять, на семь лет назад — что ни государственный переворот, так следует присмотреться, а не было ли там господина майора Эйдерлинка. И ты знаешь, девять шансов из десяти, что был. Ох и развлекались они! Он знал изнутри столько из этих хибарок, что дух захватывало. Просто берешь государственный реестр, листаешь нацправительства и спрашиваешь: а у этого как обставлена спальня? А у того какие унитазы в сортире? А в винных погребах у этого бывали? И он говорил: да, да и да. У него есть личные номера кое-кого из высших чинов в нацправительствах, ты понимаешь? Тех, которые мелькают на экранах, а сколько он знает тех, которые никогда не допустят, чтобы их рожи светились на них! Чтобы их послали учить уму-разуму какого-нибудь идиота во главе провинции — да такое в голову не приходило никому, никому, черт побери! И что получаю я? Я знаю мелкую шантрапу на востоке и юго-востоке, мои приятели знают мелкую шантрапу на западе и северо-западе, но чтобы нас отправляли объяснять идиотам, сидящим даже в гребаной провинциальной администрации, что они идиоты и нехорошо себя ведут — так никогда. На мое обучение упекли колоссальные суммы, чтобы я рыскал по саванне в поисках какого-то отребья!

Берт бормотал нечто невразумительное, Сибе расценивал это как созвучное его собственному возмущение и продолжал.