Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Инаугурация Квентина Дейкстра заняла свое место в официальной государственной хронологии; сам он принялся наводить порядок — в своем, разумеется, представлении, не меняясь в лице, не разнообразя интонации, даже костюмы нося те же. Во всех крупных городах был отменен комендантский час, большинство провинций были объявлены мирными территориями; СМИ намекали на мирные переговоры с Лигами, мегакорпами и отдельными государствами, но информации было слишком мало, чтобы делать определенные выводы. Можно было возвращаться в Преторию, делать вид, что продолжается обычная жизнь. Берт, вернувшись, долго не мог понять, в какой стране и в какое время он находится. Вроде все признали, что добились мира, времена потрясений закончились, можно вернуться к обычной жизни, но одним широким жестом перечеркивали их слова беспокойные глаза, напряженные плечи и руки, сжатые в кулаки, словно говорившие заставляли себя произносить принятые в приличном обществе слова, но готовы были в любой момент выхватить оружие или бежать в укрытие. Возможно, Берту казалось; его наблюдательность играла с ним в странные игры — он мог видеть одно, а интерпретация увиденного приводила его к совершенно иным результатам. Он слушал торжественные речи знакомых, в которых те восхваляли настойчивость Дейкстра, его приверженность законам, желание укрепить гражданское общество, бла-бла, демократия, бла-бла, общество будущего, а видел пристальный, настороженный, опасливый взгляд: верит? Если что, сообщит неназываемым органам именно это? Или все-таки предпочтет набрехать с три короба, чтобы выставить себя полезным этому новому правлению?

Встретиться с Горреном лично — после месяцев переговоров, когда тот метался по Южной и Центральной Африке, а Берт странствовал из Европы в Азию, оттуда в Америку, затем снова в Европу и только оттуда в Африку — получилось даже не на первый день. Они переговаривались по коммам; Горрен то становился невероятно болтливым, рассказывал одну сплетню за другой, с неподражаемым, смертельно ядовитым и утонченно-прекрасным сарказмом характеризовал одного политика из «новых» за другим, практически не меняя интонации, посмеивался над Бертом, судорожно вздыхавшим, когда Горрен был особенно беспощаден. Иногда же он ограничивался сухими инструкциями, больше походившими на приказы, и отключался, не прощаясь. Кажется, он в любом случае говорил с Бертом на пути из одного пункта в другой. Когда он находил время для сна, оставалось неясным. Главное — что их маленький гешефт процветал. Главное — Берт исправно получал зарплату и кучу малу бонусов. Еще важней: Горрен не особо втягивал его в свои дела в Африке, доверив разбираться с происходящим в Европе.

В кои-то веки они встретились. Сидели в кабинете — новом, кстати. Удивительно, но около полугода назад Горрен принял отчаянное, с точки зрения Берта, решение перебраться в другой район, чуть подальше от правительственных кварталов — и от деловых тоже. Это был скучноватый район, в котором здания муниципальных служб перемежались с магазинчиками, те — с трех-четырехэтажными жилыми домами и школами. Горрен по смешной цене снял внушительные помещения; сейчас в этот райончик валом повалили новые лигейские работники — их было много, у них были семьи, им нужно было жилье в разумном удалении от Лиги, и цены взлетели. А Горрен смотрел на это из окна и ухмылялся. Или смотрел из окна и едва ли замечал, на что смотрит.

– Мы живем в удивительное время, мой дорогой друг, – говорил он. Берт сидел, положив ноги на стол, рядом с ним на диване стояла чашка с кофе; он смотрел на стену перед собой. – И что-то мне подсказывает, что оно еще не раз удивит нас.

– Чем именно? – безразлично отозвался Берт.

Самым сложным в этой ситуации было преодолеть растерянность. Он не знал, как вести себя с Горреном — малодушный трус все-таки, сбежавший подальше от заварушек, оказавшийся неспособным в сложное время остаться рядом с человеком, обеспечившим ему неплохое существование. Не то чтобы он был обязан — скорее всего, сам Горрен ничего такого не ожидал. Но неловкость эта мысль не устраняла.

– Тем, что Дейкстра непредсказуем до такой степени, что он сам не может предугадать, куда его занесет, например. – Горрен пожал плечами, посмотрел через плечо на Берта и снова повернулся к окну. – Он уже избавился от многих людей, обеспечивших ему победу. О нет, они на свободе, живы и вполне благополучны, но их нет рядом с Дейкстра на его Олимпе.

– Может, это было их решение, – пробормотал Берт, покосился на чашку с кофе: допить его или к черту.

Горрен хмыкнул.

– Как поживает твой восхитительно бывший тесть? – спросил он.

Берт повернул голову в его сторону.

– Почему мне кажется, что ты снова знаешь куда больше, чем простые смертные, которые лишь слегка интересуются личной жизнью своих подчиненных? – мрачно спросил он.