Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Встреча была ожидаемо короткой — жалкий час, и он был разорван долгими паузами: странно, но Яспер был счастлив видеть Амора, искренне и безгранично, был уверен — видел, что Амор не меньше радовался встрече, и при этом они оба боялись ее. Ни Яспер не спешил открываться — а раньше мог говорить часами о том, что беспокоило его, не давало жить спокойно, раздражало, злило, веселило, развлекало, и прочее; ни Амор не делился своими трудностями. Они были — Яспер не сомневался. К сожалению, Амор предпочитал не посвящать его в них. Это задевало — что само по себе было непривычным. Если вспомнить: Амор никогда не стремился посвятить Яспера в свои сложности. Их было много. Они были предсказуемыми, наверное: жизнь в нищей деревне практически без средств; сама деревня располагалась как-то неприятно близко от областей гипержары; когда-то давно — переезд в Африку и адаптация в совершенно иной, незнакомой цивилизации, а этот процесс длился всю жизнь и часто оказывался неуспешным. Кажется, у Амора были недопонимания и с вышестоящими, что тоже неудивительно: он, приезжий, вынужден был противостоять двойному неприятию — как чужой и как белый. Ожидаемые, в общем, сложности, о них говорить не стоило. Или, размышлял Яспер, лежа на узкой кровати, закинув руки за голову, изучая грязный потолок, было что-то еще и Амор просто предпочитал не обременять его? Возможно, не в последнюю очередь потому, что Яспер отмахнулся бы от них — что сложного может быть в жизни непритязательного деревенского пастора, что сравнилось бы с его, Яспера, злоключениями?

Вслед за такими невеселыми мыслями приходили иные: что именно Амор делает в лигейской столице, какие именно планы связывает с ним та хитрая хищница Альба. И как туманные дела Амора в столице, в компании Альбы и других, объясняют мрачные настроения? И не служит ли для них основанием нечто иное, что-то, заставившее его заметно помрачнеть, когда Яспер обратился к нему по привычке чуть насмешливо, фамильярно, но по-приятельски: «отец священник»?

Дни снова тянулись бесконечным селевым потоком, лишая возможности вдохнуть полную грудь чистого воздуха, порадоваться простым удовольствиям, принуждая ненавидеть саму эту жизнь, отрезавшую доступ к друзьям, привычкам, знакомым местам, сведшую свободу к крошечной клетушке, из которой Яспера не собирались выпускать. Адвокаты говорили с постными лицами: «Разумеется, ваше поведение не может расцениваться как однозначно соответствующее уставу, но найти определенные толкования поведения, категорически не соответствующие ему, тоже не очень легко. Это, знаете ли, борьба мнений». Это Яспер понимал. Как и другое: эти борющиеся нынче мнения единогласно подчинятся самому главному, а оно все так и не оглашалось. То ли Дейкстра предпочел забыть о рыцарях, принесших в жертву его присяге свое положение, то ли ему было неудобно, что он смог разработать и воплотить невероятные планы, с уверенностью смотрел в будущее лет этак на пятьдесят и упустил из виду те крысиные бои, которые завязались прямо под его носом.

В любом случае, это было — становилось — неплохое время. Яспера и приятелей перевели в отдельный блок, который мог даже сойти за номера люкс, у них была отдельная комната отдыха, а в ней значительно ограниченный, но все-таки приемлемый доступ в сеть, возможность находиться не весь день в камерах, а покидать их и общаться друг с другом. Охранники присматривали за ними, но не следили, и если бы не электронные браслеты на руках и ногах — хитрые штуковины, считывавшие биохимиофизические параметры огранизма, его географическое положение и способные связаться с охраной, если в разговоре их носителя прозвучат некие слова-триггеры, – можно было бы расценивать это заключение как сносное. Расследование, казалось, замерло; его завершение действительно не было выгодно никому, как откровенно признавалась ему Номуса Огечи.

– Я готова передать документы в суд, – уныло рассказывала она. – Даже не так, господин майор, я не вижу оснований передавать дело в суд. В этическую комиссию — запросто, чтобы ограничить наказание взысканием, возможно, понижением в звании, хотя даже это совершенно необоснованно. Но у меня есть руководство, а у него есть руководство, как вы понимаете, и я не могу с достоверностью сказать, какие именно мотивы оно преследует и какие распоряжения получает от своего руководства.