Путь к океану (сборник)

Для того чтобы побыстрее доставить к месту бедствия муку, сахар, водку, чай, медикаменты и т. п., оставалось одно, хотя и не совсем верное средство: отправить туда груз через Сунгари, ибо путь этот считался менее трудным, чем путь, по которому про­шел в Петровское Орлов. Невельской немедленно вы­звал к себе Афанасия и объяснил положение.

Решено было, что Афанасий с помощником на восьми оленях отправятся в Мариинский пост и, взяв оттуда запасы, погрузят их на оленей и двинутся к Бошняку. Там они оставят оленей на пищу команде, а сами постараются охотой добыть свежего мяса.

Орлов был так изнурен пятимесячным путешествием, что, несмотря на его горячее желание помочь товарищам, никак нельзя было разрешить ему отпра­виться в новое странствие, прежде чем он не наберет­ся сил. Доктор утверждал, что штурман не сделает и 150-200 верст, как окончательно обессилеет.

В Мариинский пост Невельской послал также Разградского, чтобы он попытался, независимо от Афанасия, оказать помощь бедствующим в Импера­торской гавани.

Разградский и начальник Мариинского поста Пет­ров нашли гиляка, который с четырьмя оленями со­гласился отправиться к Бошняку, но уверял, что раньше начала марта он не сможет пройти через рых­лые снега на перевалах. Договорившись с ним, Разградский стал искать других способов оказать помощь бедствующим. Он сам отправился на Сунгари и уго­ворил двух гольдов везти продовольствие. За сутки до выезда гольдов Разградский послал нарты с со­бачьим кормом вперед, как подставу. После четырех­дневного пути, во время которого пройдено было око­ло трехсот километров, в селении гольдов, у истоков реки Мули, Разградский и гольды догнали ушедшую вперед нарту с собачьим кормом. Отсюда до Императорской гавани оставалось немногим более двухсот километров. Гольды надеялись пройти это расстояние в 5 дней и 4–5 февраля с продовольствием быть у Бошняка.

Разградский распростился со своими спутниками и отправился «домой», в Петровское, через Сунгари и Мариинск, а гольды поехали в Императорскую га­вань.

Двадцать третьего февраля они вернулись с доне­сением от Бошняка. Он писал, что цинга свирепству­ет, пять человек уже умерло.

«Я ожидал этого, иначе быть и не могло, потому что сюда, где все было приготовлено только для зимовки на 8 человек, вдруг собралось 75 человек и по­ловина из них, т. е. команда «Иртыша», буквально без ничего. Уповаю только на бога и надеюсь, что скоро получим от Вас, что надо для обеспечения на­шей участи... Я очень сожалею, что Н. В. Буссе, отправивший без продовольствия «Иртыш» в пустыню не видит всех последствий своей эгоистической ошиб­ки. Он бы убедился тогда в полной несостоятельности своих воззрений: проживать в Тамари-Анива, где лю­ди сразу же были размещены в сухих зданиях и где можно достать продовольствие, не то, что в пустыне. Он задался какими-то неуместными политическими воззрениями, здесь гибельными и к делу не идущими. Не в таком же ли положении была бы и команда на Сахалине, как здесь, если бы следовать его неумест­ным воззрениям?»

Требовалась срочная помощь товарищам. Орлов настоял на том, чтобы его также послали на выруч­ку. Он немного оправился от истощения, хотя еще был слаб, и Невельской согласился наконец отпус­тить его. Мужественный старик на двух тяжело гру­женных картах в жестокий мороз двинулся в путь. С Орловым на имя Бошняка была отправлена ин­струкция, касающаяся дальнейших исследований и передвижения постов к югу с наступлением навигации.

Незадолго до отъезда Орлова пришла почта из Аяна. Генерал-губернатор Муравьев уведомлял, что экспедиция Ахте, направленная в Удский край, в ре­зультате тщательных исследований Яблонового хребта возле Верховьев реки Уды подтверждает донесе­ние Невельского о том, что никаких китайских погра­ничных знаков там нет.

Кроме того, он сообщал, что объявлена война с Турцией и ожидается разрыв с Англией и Франци­ей и что царь, несмотря на самовольные действия Не­вельского, занятием Сахалина, Де-Кастри и откры­тием Императорской гавани остался доволен и ожидает дальнейших шагов по окончательному утверж­дению во всех занятых пунктах. Далее Муравьев из­вещал, что в Забайкальской области строится для Амура пароход «Аргунь».

В этой же почте оказалось другое письмо генерал-губернатора, служившее первым вестником надвига­ющейся на Невельского опалы. Не принимая во вни­мание всех обстоятельств дела, Муравьев делал рез­кий выговор Геннадию Ивановичу за тон переписки с правлением компании в тот период, когда Невель­ской так яростно боролся, чтобы спасти от гибели членов экспедиции, обреченных на голод распоряже­ниями правления.