Путь Хаута

Голова Ло опускается ниже, и его губы выцеловывают окружность груди, завершая спираль на соске. Потом повторяет с другой стороны и начинает выкладывать цепочку поцелуев вниз, к середине живота.

Пальцами перебираю его короткие прядки. Коленкой проскальзываю по внутренней поверхности его бедра вверх и вниз. Он шипит сквозь зубы:

— Не мешай…

Его пальцы скользят по коже, губы продолжают выписывать прихотливую спираль все ниже и ниже.

Моих простых слов не хватит, чтобы описывать дальше, поэтому положусь на классиков.

Розы бутон испускает
Эфир аромата
В надежде на гостя визит.

У орхидеи в полете
Застыл колибри, вкушая
Сладость нектара жизни.

Шмель росу собирает
С хризантемы цветка.
Лето настало.

Когда очередная волна накрывает меня, я просто не могу больше этого терпеть. Запускаю пальцы обеих рук в его волосы и настойчиво тяну вверх, к себе. Он послушно двигается ко мне, напоследок мазнув языком вдоль лунной дорожки живота.

— Хм–м–м.. леди?

Изгибаюсь всем телом, прижимаясь к нему, и одновременно закрываю его рот поцелуем. Высвобождаю пальцы одной руки и проскальзываю ими вниз, по шее, груди и животу. Слегка подтолкнув, побуждаю его перевернуться на спину.

— Разреши мне…

Угорь пещеру ищет,
Где б затаиться.
Надежда компас его.

Жеребца оседлав,
Куда же мчишься ты,
Прекраснейшая?

Зиме вопреки
Вырастают из сердца
Бабочки крылья.

— Мой, наконец–то ты мой.

— Твой, всегда был, — проводит кончиками пальцев по коже живота, и я покрываюсь мурашками. — Как бы сделать так, чтобы и ты стала моей? Простому воину король не отдаст руку прекрасной принцессы.

— Тогда воину самому нужно стать королем. Или даже могущественнее короля.

Он слегка отстраняется и смотрит мне в лицо.

— Когда я повстречал тебя, в моей жизни появился смысл. Я знал, что служу Империи, потому что где–то там, на одной из планет, есть прекрасная принцесса знатного рода. И я хотел, чтобы никакие драконы, повстанцы и иноземные захватчики не могли причинить ей вреда. Когда там, на обломках флайера, я увидел тебя в окружении дикарей, я хотел достать свой родовой нож и перерезать их всех просто за то, что они напугали тебя. А если бы на месте леди Джемики оказалась ты, то после их смерти, а я бы их точно уничтожил, я убил бы себя, потому что больше нет того, ради чего стоило бы жить.

Глава 7. Собственность рода

С утра на меня напало философское настроение.

Я размышляла о причинах бунтов со стороны этих одичавших жителей Дзеты–Девятой–Барраяра. Разве им не понятно, что хауты выше всего ценят жизнь? И следуют пути сохранения, а не уничтожения самобытных образцов? И, конечно, они помогают этим новым формам развиваться, как садовник последовательной селекцией из простого шиповника выводит сортовые розы. А гемы и третьи являются, если продолжать эту аллюзию, инструментами воздействия — ножом и, допустим, опылителем. Нож обрезает испорченные, гнилые ветви, прежде чем они заразят ствол или другие растения. Так и наши гемы вынуждены отлавливать тех из дикарей, кто не желает признать превосходство высшей цивилизации, и собирают их в специально отведенных местах, дабы привить им должные культурные установки.

Хотя это, конечно, совершенно ужасное упрощение. Поскольку и гемы и третьи являются людьми, их невозможно сравнивать с вещами или растениями. Но тем не менее разве не все мы — суть инструменты генов, служащие для их воспроизводства?

Когда я обсуждаю этот вопрос с Лонео за обещанным утренним чаем, он говорит, что его забавляет сравнение с ножом. Он себя больше ассоциирует с мечом, карающим злодеев. И спрашивает у меня, а кем считаю себя я — действительно садовником или тщательно выпестованной розой с длинной историей селекции?

После завтрака мы отправляемся на службу, каждый на свою.

Служение Империи — ось жизни любого хаута. Без служения хаут теряет смысл жизни, как теряет смысл цветок розы, если нет ни одного зрителя, способного признать ее существование в моменте, и нет ни одного опылителя, способного продлить ее жизнь в вечности. Каждый из нас рождается для того, чтобы вращать колесо Империи, занимаясь необходимым делом.

Те хауты, которые отказываются от этого и ведут праздный образ жизни, дозволяя тлению и распаду проникнуть в свою душу, лишаются возможности иметь продление своей ветви на Древе Жизни, оставаясь лишь нераспустившимся бутоном, лишь некоторой вероятностью. О таких говорят: «Не оставивший потомства — не жил вовсе».

А заслужить рождение ребенка можно только своим личным вкладом в дело процветания Империи.