Путь за семь городов (СИ)

— Вот и нам пища для размышлений, — улыбнулась Каталин.

========== Часть 26 ==========

Смеркалось, поля полнились стрекотом цикад, потрескивал уютно костер. Марафел лежал на собственном плаще и смотрел, как небо темнеет, как в нем загораются серебряные блестки звезд. Чужих звезд… Айкен вполголоса рассказывала Тимони о богине, говорила увлеченно и с неожиданной страстью.

Марафел слушал, но слышал лишь голос — тембр, тона и полутона, интонацию, как будто Айкен играла на музыкальном инструменте, а смысл слов полностью ускользал от него, как растворяется в отзвуках смысл мелодии, когда слушатель не готов понять автора.

— Андреас наделила людей речью и научила простым и таким важным вещам — шить одежду и готовить пищу, выращивать растения и приручать животных, ловить рыбу и охотится… — плавно тек голос, словно Айкен пыталась придать каждому слову дополнительный вес.

— Получается, она со всем справлялась одна? — голос Тимони заставил Марафела повернуть голову. Свет костра так четко вычерчивал их профили, но при этом не давал возможности оценить эмоции.

— Да… — былая увлеченность и страсть сменились неуверенностью. Величие слов растаяло, как тает туман в солнечный день. Айкен, видимо, никогда не задавала историям о богине вопросов, на которые трудно или невозможно получить ответ.

— Интересно, — Тимони усмехнулся. — А зачем тогда Привратница? Какие врата имеются в виду?

— Ну… — Айкен опустила голову. — Привратница пришла позднее и забрала Андреас с собой.

— Тимони, зачем ты так? — Марафел вздохнул и повернулся к ним, опираясь на локоть. — Разве Айкен виновата в том, что помнит сказку так, как ей рассказали?

— Это не сказка, — на этот раз Айкен точно обиделась. — Вы смеетесь над нашей верой, оба. Но мы… Мы видим в этом смысл жизни!

— Смысл жизни не может заключаться в прошлом, — Тимони откинулся на спину и теперь смотрел в синеву небес. — Прошлое дает пример, да, согласен. Прошлое говорит о великих деяниях, о том, в чем видели единственный смысл те, кто уже покинул нас. Прошлое учит законам жизни, показывает, что следует любить, что — ценить, а что нужно отвергнуть. Но прошлому никогда не стать будущим, Айкен.

Ветерок взлохматил ее волосы, она улыбнулась, и взгляд ее потеплел.

— Прошлому не стать будущим, — повторила, будто нашла жемчужину среди остывшей золы.

— Да, — продолжал Тимони. — А раз так, то как же в прошлом может быть смысл жизни? Нет! Этот смысл — в настоящем. Ты сама создаешь его. Он может быть каким угодно, он будет меняться, и не раз. Поверь.

— А в чем смысл ваших жизней? — вопрос утонул в шорохе ветра. В воздухе плыл мягкий аромат цветущих полей.

— Хочу освободить этот мир, — Тимони уронил признание нехотя, точно сформулировал фразу неполно, умолчав о чем-то важном.

— Сейчас смысл моей жизни — суметь вернуться на Летинайт с вами и порадовать мастера и учителя тем, что хочу создать, — Марафел вздохнул. — Некогда смыслом всей моей жизни было подарить счастье Лайли.

Имя повисло в воздухе, словно светлячок. Дарить счастье возлюбленному — так много людей следовали этому пути на Летинайте. Марафел больше не мог этого сделать. Печально и горько, больно. Он, сам того не желая, разбередил едва затянувшуюся рану.

Тимони поднялся на локтях, посмотрел на него, с внезапной хрипотцой в голосе заявил:

— Я очень хотел познакомиться с одной девушкой, и это было смыслом моей жизни, пока нас всех не увлек путь. Ппохож на тебя, да, Марафел?

— Наверное, мне ли об этом судить? — Марафел взглянул на него. — Сегодня странная ночь…

Айкен вздохнула. Тимони будто стал еще более недосягаем и снова дал понять, что ее чувства напрасны.

Они надолго замолчали. В небе засеребрился диск луны — круглый и внимательный глаз ночи. В тишине только костер весело потрескивал, выплевывая искры.

***

День был сложный, яркое солнце слепило глаза, отражаясь в водах реки, воздух казался тяжелым, потому что был перенасыщен влагой. От блеска и духоты ломило виски.

Вечерний свет порадовал, дал отдых глазам, но продолжать путь девушки не решились, предпочли остановиться на одном из небольших островков. Окруженный со всех сторон высокой стеной тростника, только в одном месте он любезно пропускал внутрь природного шалаша без крыши вечерних гостей.

Каталин спала у едва горящего костра, кутаясь в одеяло и чуть хмурясь. Ей снились неспокойные сны, но Лайли не замечала этого, погруженная в созерцание.

Лунный свет играл с туманом. Лайли зачарованно следила за тем, как он плывет над водой, восхищаясь тонкостью и прелестью картины — совершенного кружева, тонкой вуали на лице ночи.

Туман, свиваясь кольцами, опутывал каждый стебель тростника, стлался над высокой травой, которой порос островок. Лайли была окружена им, как будто стояла в стакане с молоком.

— Люблю наблюдать за тобой, смотреть на то, как ты воспринимаешь мир, — таинственный дух этого места лежал на траве, зарывшись мордой в душистые стебли.

— Здравствуй, — Лайли присела рядом. Зверь не внушал ей страха, но она впервые позволила себе подойти так близко. Он был не просто теплым — горячим, от тела едва ли не поднимался пар.