Церемонии этого благословенного месяца совершаются в священной мечети; для этого потребовалось заменить циновки, увеличить число свечей и факелов и прочих светильников, чтобы храм блистал огнями и ослепительно сиял. Имамы разделились на группы для совершения таравих. Шафииты, которые образовали самую значительную группу, имели у себя имама в одной из сторон мечети: то же было у ханбалитов, ханифитов и зайдитов. Что же касается маликитов, /
А чужестранцы довольствовались лишь тавафом и молитвой в ал-хиджре и не принимали участия в таравих. Они считали, что это и есть самые лучшие и благороднейшие действия, которые только и следует совершать, и не только в том месте, где находится благородный угол и ал-мултазам.
А изо всех имамов в таравих особенно усердствовал шафиит, поскольку, завершив обычные таравих, заключающиеся в десяти таслима, он приступил к тавафу с группой [верующих], и когда он совершил семикратный [таваф] и коленопреклонение, то вернулся к новым таравих. [При этом] он так громко ударял проповедническим хлыстом, о котором говорилось выше, что звук его слышала вся мечеть, как если бы это был призыв вернуться к молитве.
Когда [верующие] завершили два таслима, они приступили к семикратному тавафу, а когда сделали его, услышав удар хлыста, они снова начали молитву с двумя таслима. Затем они перешли к тавафу, и так до тех пор, пока не исполнили десять таслима, совершив таким образом 20 ракатов. Затем, совершив по молитве аш-шаф и ал-витр (с четным и нечетным числом ракатов), они удалились. А прочие имамы к обычному обряду не добавляли ничего, и пять имамов сменяли друг друга в исполнении таравих перед ал-макамом. Первый из них был имамом обязательной [молитвы], а средним был наш спутник, набожный, благочестивый факих Абу Джафар ибн Али ал-Фанаки ал-Куртуби, чье чтение Корана могло бы растрогать камни. И в этом благословенном месяце употреблялся упомянутый хлыст. А именно: им щелкали три раза, /
Муэззин Земзема провозгласил наступление сухура[220]
на заре с вершины минарета, который находился в восточном углу мечети, наиболее близком к жилищу эмира. Он появился ко времени сухура, взывая [к Аллаху], повторяя его имя и приглашая к сухуру. С ним были два его юных брата, которые внимали и вторили ему. На верху минарета поместили длинный кусок дерева, на краю которого находился шест примерно в локоть, а на двух его концах были две маленькие катушки, при помощи которых можно было поднимать две большие стеклянные лампы. Они оставались горящими во все время сухура. Когда наступала пора и появлялись проблески зари, с минарета неоднократно раздавался призыв прекратить [трапезу]. Упомянутый муэззин спускал обе лампы с вершины шеста и начинал призыв [к молитве]. И муэззины со всех сторон также начинали его.У всех домов Мекки высокие крыши. И тот, кто не может услышать призыв к утренней трапезе из-за отдаленности его жилища от мечети, смотрит [с крыши] на две лампы, зажженные на верху минарета. Если их не видно, он знает, что время прошло. В ночь на вторник 2-го этого месяца, в час вечерней молитвы эмир Муксир отправился совершать прощальный таваф вокруг Дома и вышел [из Мекки] навстречу эмиру Сайф ал-Исламу Тугтегину ибн Аййубу, брату Салах ад-дина, известие о прибытии которого из Египта было доставлено некоторое время назад. Затем приходили новые сведения об этом, пока не стало достоверно известно о его прибытии в Ианбу[221]
и о том, что он заехал в Медину посетить [гробницу] пророка — да благословит его Аллах и приветствует!А его вещи заранее были доставлены в ас-Сафру. Говорили, что он направлялся в Йемен из-за разногласия и распри, возникших между его эмирами. Однако в душах мекканцев его прибытие вызвало тревогу и дрожь от страха. Этот эмир Муксир вышел встретить его и приветствовать, а в действительности — чтобы подтвердить свое подчинение ему. И да позволит всевышний Аллах мусульманам извлечь из этого добро!