Путешествие

А в этом проповеднике, Садр ад-дине, все было поразительно: его поза, его величие, его царственное достоинство, пышность его убора, его прекрасное положение, внешний блеск, богатство его выезда, число его черных рабов и слуг, многолюдье свиты и приближенных. Он обладал этим в гораздо большей мере, чем государи. Его шатер был как огромная корона, вознесенная ввысь; со своими открытыми входами он являл собою удивительное зрелище, ибо был возведен с дивным мастерством и искусством; лагерь, вздымающийся к небу, был заметен издалека. Достоинства этого выдающегося человека невозможно описать полностью.

Попав [позже] в его общество, мы увидели его излучающим радушие и доброту; он встречал посетителя приветливо и благожелательно, несмотря на свое высокое положение и знатное происхождение. Он был одарен как душевными, так и телесными достоинствами; по нашей просьбе он удостоил нас чтением в прозе и стихах. Это самый выдающийся человек, какого мы только встречали в этой стране.

В эту пятницу, 7 мухаррама [20 апреля 1184 г.], мы были свидетелями одного из еретических новшеств, когда в исламе возглашали: «О Аллах! О мусульмане!» А именно: проповедник прибыл, чтобы совершить проповедь, и поднялся на кафедру пророка — да благословит его Аллах и приветствует! Однако говорят, что он не следовал предписанию точно, тогда как шейх, ямам из персов, который возглавлял положенную молитву в почитаемой /202/ мечети, следовал ему с приличием и благопристойностью, подобающими имаму в столь почитаемом месте.

Когда муэззины провозгласили призыв, этот упомянутый проповедник поднялся для совершения проповеди; два черных знамени были уже принесены и установлены по двум сторонам лочитаемой кафедры. А он возвышался между ними и, когда закончил первую часть, то сел, что совсем не соответствовало его проповеди, являвшейся образцом краткости.

В это время на собрание напали возмутители спокойствия из его слуг. Они врезались в толпу верующих и, хватая людей за руки, вымогали у персов и других присутствующих подаяние для этого проповедника, не дожидаясь их согласия. Из присутствующих одни бросали им ценную одежду, другие уходили и приносили им дорогие куски шелка или отдавали те, что были приготовлены ими на этот случай. Третьи снимали свою чалму и отдавали им, а четвертые снимали свои плащи и бросали их там. А те из них, кому их состояние не позволяло так поступать, жертвовали простую одежду; некоторые отдавали кусочки золота, другие протягивали один-два динара и тому подобное. Кое-кто из женщин бросал свои ножные кольца, снимал свои перстни и отдавал их. Но описание всего этого было бы слишком длинным.

Проповедник в продолжение всего этого оставался сидеть на кафедре. Он бросал на этих людей, которые своими вымогательствами не давали верующим покоя, взгляды, способные разжечь их алчность, усилить их вожделение и жажду добычи. И так продолжалось, пока время, назначенное для молитвы, не истекло; тогда один из его людей, обладающий набожностью и совестью, принялся кричать, возвысив свой голос. Но проповедник оставался сидеть, ожидая, когда источники вымогательств будут исчерпаны; обильный пот стекал с его лица. Из этой незаконной добычи у него образовалась большая груда, возвышавшаяся перед ним. Когда он почувствовал себя удовлетворенным, он встал, завершил проповедь и стал руководить молитвой присутствовавших. Люди, твердые в вере, удалились, оплакивая религию, отчаявшись в благе этого мира; они увидели в [происшедшем] провозвестие того света. Аллаху принадлежит знание того, что было и что будет!

Вечером этого благословенного дня мы простились с благословенным садом и святой гробницей. О, каким чудесным было это прощание, охватившее души удовлетворением, /203/ возвышавшим их и наполнявшим такой страстью, что печаль растворялась в ней. Ты представь себе это стояние, во время которого шепчут прощание господину древних народов и последующих, печати пророков, посланнику господина миров! Ибо такое обожание разбивает сердца, волнует даже твердые и стойкие души. Увы! Увы! Каждый выражал свою любовь к нему, не веря в неизбежность разлуки, не будучи в состоянии [пуститься] в трудный путь. И в печали этой стоянки были слышны лишь крики и плач.

У каждого на языке были слова:

Моя любовь велит мне остаться,
Моя судьба велит мне удалиться.

Аллах ввел нас благодаря этому посещению почитаемого пророка в обитель своей милости — и да сделает он ее заступницей за нас в день Страшного суда! Он разрешил нам по своей доброте и милости жить по соседству с домом пребывания [пророка], ибо он — прощающий, милостивый, великодушный и щедрый. Наше пребывание в почитаемой Медине длилось пять дней, из которых первый пришелся на понедельник, а последний — на пятницу.