Путешествие к Арктуру

Вскоре черты лица стали отчетливыми. Они принадлежали безбородому юноше лет двадцати и сочетали девичью красоту и отважную мужскую силу. На лице играла таинственная насмешливая улыбка. Маскалл ощутил бодрящее, загадочное возбуждение, в котором боль мешалась с восторгом; такие чувства испытывает человек, посреди зимы очнувшийся от глубокого сна и увидевший приглушенные, нежные, светящиеся краски зарождающегося рассвета. Видение улыбалось, не шевелясь, и смотрело за спину Маскалла. Тот начал дрожать — от удовольствия и других эмоций. Маскалл глядел, и его поэтическая чувствительность стала столь нервной и необъяснимой, что он не мог больше сдерживаться и разразился слезами.

Когда он вновь поднял глаза, видение почти растворилось, и несколько мгновений спустя Маскалл вновь оказался в беспросветной темноте.

Вскоре появилась вторая статуя. Она тоже ожила, однако Маскалл не мог различить деталей ее лица и тела из-за яркого света, который они источали. Этот свет, сперва бледно-золотой, разгорелся пылающим огнем, озарившим весь подземный ландшафт. Каменные выступы, скалы, коленопреклоненные Маскалл и Корпанг, две неосвещенных статуи — все это словно залили лучи солнца, и от предметов протянулись черные, четкие тени. Свет нес с собой жар — но жар необычный. Маскалл не почувствовал изменения температуры, однако его сердце расплавилось и стало по-женски мягким. Его мужские заносчивость и эгоизм неуловимо померкли; его личность будто растворилась. Осталась не свобода духа и не легкость, а страстное, почти яростное духовное ощущение жалости и тревоги. Маскалл испытал мучительное желание служить. Все это исходило из жара статуи и не имело объекта. Он взволнованно огляделся, и его взгляд упал на Корпанга. Маскалл положил ладонь ему на плечо и отвлек спутника от молитвы.

— Ты должен знать, что я чувствую, Корпанг.

Корпанг ласково улыбнулся, но промолчал.

— Меня больше не интересуют мои дела. Чем я могу тебе помочь?

— Хорошо, Маскалл, что ты столь быстро реагируешь на невидимые миры.

Стоило ему произнести эти слова, как статуя начала меркнуть, а пейзаж — погружаться во мрак. Эмоции Маскалла постепенно улеглись, но лишь оказавшись в полной темноте, он вновь обрел власть над собой. Тогда он устыдился своего мальчишеского проявления энтузиазма и скорбно подумал, что, должно быть, в его характере чего-то недостает. Он поднялся на ноги.

Как только он встал, в ярде от его уха раздался мужской голос. Не громче шепота, однако Маскалл понял, что это не Корпанг. Он прислушался — и не смог сдержать телесной дрожи.

— Маскалл, ты умрешь, — сказал невидимый человек.

— Кто говорит?

— Тебе осталось жить всего несколько часов. Не теряй времени впустую.

Маскалл ничего не мог ответить.

— Ты вел презренную жизнь, — продолжил тихий голос. — Ты действительно считаешь, что у этого могучего мира нет смысла, а жизнь — это шутка?

— Что я должен сделать?

— Раскайся в своих убийствах, не совершай новых, чти…

Голос умолк. Маскалл подождал, не раздастся ли он снова. Однако царила тишина, и говоривший, судя по всему, ушел. Необъяснимый ужас охватил Маскалла, он словно оцепенел.

Тут он увидел, как одна из статуй меркнет, как гаснет бледно-белое свечение. Раньше он и не замечал, что она светится.

Еще несколько минут спустя вернулось естественное освещение. Корпанг поднялся и, встряхнув Маскалла, вывел того из оцепенения.

Маскалл огляделся, но никого больше не увидел.

— Кому принадлежала последняя статуя? — спросил он. — Ты слышал, как я говорил?

— Я слышал твой голос, но больше ничей.

— Мне только что предсказали мою смерть, так что, полагаю, жить мне осталось недолго. Лихаллфэ пророчил то же самое.

Корпанг покачал головой.

— Ты ценишь жизнь? — спросил он.

— Очень мало. Но все равно это страшная вещь.

— Твоя смерть?

— Нет, предупреждение.

Они умолкли. Воцарилась глубокая тишина. Казалось, ни один из них не знает, что делать дальше и куда идти. Затем они услышали барабанный бой. Он был медленным, выразительным и впечатляющим, далеким и негромким, но очень отчетливым на фоне безмолвия. Он словно исходил из некой невидимой точки, располагавшейся слева от того места, где стояли путники, однако на том же каменном выступе. Сердце Маскалла заколотилось быстрее.

— Что это за звук? — спросил Корпанг, вглядываясь в полумрак.

— Это Суртур.

— И снова, кто такой Суртур?

Маскалл сжал руку Корпанга, чтобы тот умолк. Странное свечение разлилось в воздухе в той стороне, откуда слышался бой барабанов. Оно становилось сильнее и постепенно озарило весь пейзаж. Теперь они видели предметы не при свете Тире, а при этом новом свете. Теней не было.

Ноздри Корпанга раздулись, и он гордо выпрямился.

— Что это за огонь?

— Это свет Маспела.

Оба инстинктивно посмотрели на три статуи. В странном свечении те изменились. На лице каждой фигуры застыла отвратительная, жуткая маска Кристалмена.

Вскрикнув, Корпанг прикрыл глаза рукой.

— Что это может означать? — спросил он минуту спустя.

— Это должно означать, что жизнь лжива, равно как и ее создатель, одна это личность или несколько.