Барх шагнул наперерез, но поздновато. Отан сгреб их обоих и ударил друг о друга. Бусен стал оседать на пол. Одной рукой Отан душил его, завернув край воротника за прут решетки, другой пытался удержать мастера Барха. Барх извернулся, ткнул Отана сквозь решетку ногой, мигом остался без сапога и, бросив: «Я за помощью», – поскакал прочь. Шошен, не теряя брезгливого выражения на тонкогубом лице, попятился вслед за Бархом. Амрай, естественно, попер на опасность вперед. Чего еще от него было ждать в дурдоме, где все свои. Лал зарычал от злости на князя. В том, что сейчас достанется каждому, сомнений у него не было ни малейших. Он даже не особо поспешил их растаскивать. Взял за ларем швабру и ткнул прицелившегося Амрая, сбивая того с траектории в угол. Потом от души двинул Отана по рукам. Бросил швабру, схватил Бусена за ноги, чтобы оттащить на безопасное расстояние. И его самого схватили за волосы. Головой о решетку он приложился не так, чтоб очень сильно, но в голове зазвенело. Плохо было, что Отан, подтянув его за волосы к себе, мигом обхватил Лала предплечьем за шею в замок и начал душить, грамотно передавливая сонную артерию. То, что он при этом еще и пытается Лала целовать через прутья и лапать сквозь одежду за грудь, и то, что Амрай бьет брата каблуком в лоб, по шраму, проскользнуло где-то по краю сознания перед тем как его накрыла темнота.
Очнулся Лал от запаха перегара, которым дышал на него мастер Барх, хлопавший его по щеке.
– А ничего, вы бравая семейка, справились без нас, – одобрительно сказал доктор. – Что ж, попробуйте его забрать. Может, у вас даже получится.
– Нет. – Твердый голос Амрая. – Здесь, значит, здесь. Я доплачу вам, чтоб вы держали его на успокоительном. И... помойте его, что ли...
Княжич Отан сидел в своей клетке на полу и плакал по-детски безутешно, дергая локтями, всхлипывая и размазывая по лицу слезы и текущую со лба кровь.
У Лала сильно шумело в ушах и пока что не получалось контролировать сердцебиение. Отстранив мастера Барха, перед ним присел Амрай, взял лицо в ладони.
– Сколько тебе говорить – не лезь вступаться за меня. Смелая, чтоб тебя за ногу. Я не хуже тебя дерусь.
– Хам, – отвечал ему Лал. В горле саднило, он закашлялся.
– Идиотка, – вернул любезность Амрай и обнял его, крепко прижав к себе.
В следующий момент добрый доктор выплеснул Лалу на разбитую повыше правого виска голову остатки своего горлодера из фляги. Лал от неожиданности вцепился Амраю зубами в плечо.
– Поднимемся наверх – обработаю нормально, – сказал мастер Барх. – Я ж вас предупреждал, милочка. Одно дело, когда пугают непотребным видом пьяные дураки в порту, и совсем другое – наши дураки у нас здесь. Огромная разница.
* * *
В Ман Мираре в тот вечер было тихо. Не толпились чиновники, не бегали секретари, не стояла возле каждого входа и выхода охрана. Две трети дворца были погружены во мрак. Дойти в государеву резиденцию пешком через половину города – оказалось испытанием. Как вернется назад, Фай совсем не представлял. Разве что Маленький Ли что-нибудь придумает. Странно было снова на него надеяться. Снова впускать его в свою жизнь после того, как Ли так резко из нее выпал, хоть теперь и в непонятном, другом качестве. Наверное, у Фая туго было с налаживанием однажды порванных связей. Он не мог простить своего брата за то, что тот насовсем ушел к полулюдям. Следующим оказался Маленький Ли. Может быть, Фаю мешало собственное чувство вины перед ними, оба они в каком-то смысле сбежали от него самого. А, может быть, Фай слишком серьезно относился к общим интересам экспедиции, и распад этих глобальных целей на какие-то мелкие частные интересы воспринимал как однозначное зло. Но ушедшие и утвердившиеся в этом своем решении таю переставали для него существовать. И воспринимал он их при встрече так же странно, как воскресших с того света.
Почти стемнело. Ли поджидал его на широченной мраморной лестнице. Сидел на перилах за вазоном с какой-то разноцветной растительностью. Увидев его, Фай подумал, что Ли стал совсем другим. Одет он был в ходжерскую мужскую одежду черного цвета, без вышивок, кафтан по колено, рубашка тоже черная, мягкая, видимо, дорогая. Отросшие волосы зачесаны назад и перевязаны на затылке кожаным шнурком. Ни суеты, ни смеха, ни быстрых взглядов по сторонам, ничего прежнего ни во внешности, ни в поведении. Можно и не узнать его, вот так столкнувшись в сумерках. Вел себя Ли в императорской резиденции как дома. Едва завидел Фая, соскочил с перил, подхватил под локоть, мягко пожал другой рукой ладонь. Спросил:
– Ты вообще как?
– Устал, – честно сознался Фай.
– Пойдем, найду тебе, где можно полежать, – Ли едва ли не силком потащил его за собой.
Идея полежать где-нибудь в Ман Мираре Фаю не понравилась. Он не забыл еще, как его закрыли в гостевом крыле и держали под арестом, не давая информации, за что.
– Я только поговорить с тобой, и назад, – сказал он.