Путешествие на абсолютный полдень

– Посмотри на себя, – прицепился он к едва проснувшемуся Лалу. – Локоть разбит, руки исцарапаны. Коленка... ладно, коленку не видно под одеждой. Голова зашита. Шея в синяках. На груди синяки. За ухом зеленое пятно от лекарства. Ты похожа на разбойника с большой дороги, Лалле. Как с этим выйти в люди?

– Как и всегда. Надену мужское платье.

– Мы идем на жреческую коллегию. Это немыслимо. Это вообще против любых правил.

– Все равно меня дальше приемной не пустят. Горничная из тебя, Амрай, дерьмовая. С тобой советоваться – только комплекс неполноценности наживать. Я нормально выгляжу. Давай, в свои дела смотри. Документы проверил, ничего не потерялось?

Амрай шлепнул на комод перед зеркалом папку с документами. Сверху со звоном легла тамга.

– А это обязательно – идти на разбор? – спросил Лал. – Просто дать им денег, чтоб отвязались и отпустили, нельзя?

– За взятку? У нас с тобой нет и никогда не будет таких денег, чтобы купить реннскую жреческую коллегию. Или мне нужно продать Зерелат вместе с Зан-Заялом. Только кто их купит. Что-то мне кажется, не кончится это добром. Не те там люди. Ненавижу монастырское начальство. Своих ненавижу особенно. Была бы моя воля, я бы Чистое Братство выжег до последнего занюханного служки. И все упоминания о нем из книг и реестров вычистил. Чтобы больше никто и никогда не вздумал им верить и просить у них помощи.

– Просто уехать, бросить все? Не можешь?

– Монах должен терпеть.

– Сколько ж можно терпеть?

– Сколько будет дано жизни.

– Ты, наверное, перемолился ночью, Амрай. И стал святым.

– Святой это тот, кто всех любит. А я всех ненавижу.

– То есть, простой жизни для себя ты не хочешь.

Амрай долго смотрел на Лала прежде, чем сказать:

– Хочу. Только где ее взять?

Лал не стал ему говорить о своих дурных предчувствиях. И о своем «взгляде в спину». Он не понимал, кто за ним сейчас может наблюдать, и зачем. И наблюдает ли вообще, или у него развилась какая-нибудь подцепленная от психов в Иракте паранойя. Браслет он не надевал почти месяц, сначала без подсказок переводчика было сложно, потом он разговорился и привык. И все равно ему было неспокойно вплоть до идиотизма. Советники, оставив их решать частные дела в Ренне, отбыли домой. В Зерелат Лал с Амраем собирались вернуться с торговым караваном Таатана. Караван этот тронулся в путь на шесть дней позже них и даже еще не дошел до Ренна, а обратно отправится не раньше, чем через две декады. Если для них останется смысл возвращаться. Если все будет хорошо.

Документ от княжеского совета о том, что Зерелату нужен князь, а княжич Отан опасен для окружающих, поскольку пребывает в состоянии дикого зверя, и бумажка из госпиталя, согласно которой ему требуется врачебное наблюдение и постоянная лекарственная поддержка, лежали у Амрая в папке. Это были свидетельства о том, что Ордеш Амрай единственный и последний разумный сын в династии Зерелата. Такого документа, где было бы написано, что Ордеш Амрай просто единственный и последний сын в роду, у него не было.

Лал последний раз прошелся щеткой по своему видавшему виды любимому таргскому кафтану. Ему как никогда хотелось взять сегодня с собой оружие, но своим собственным он на Та Билане так и не обзавелся. К тому, что предлагали торговцы, душа не лежала, а такое, чтоб понравилось и само попросилось в руку, он искал, но не встретил. Он мог драться шваброй, тряпкой от швабры, тарелкой для хлеба, маршальским жезлом, голыми руками. Но все это баловство и бытовуха могли продолжаться лишь до встречи с настоящим, подготовленным и правильно вооруженным противником. За долгое время без тренировки Лал значительно потерял уже и в скорости, и в гибкости, и в силе. Он ревниво смотрел, как Амрай прицепляет свой меч, покрытый вязью стихотворных строчек, к поясу. В стихах Лал ничего не смыслил и не мог оценить их красоту, но сам меч был прекрасен. И, к сожалению, неповторим. Разбор на жреческой коллегии не у одного Лала вызывал ощущение предстоящего боя. Перед тем, как на всю ночь уйти молиться, Амрай долго точил, полировал и смазывал свое оружие, видимо, готовясь разом ко всему. К возможному и невозможному.