Читаем Путешествие слепого змея за правдой полностью

Все складывалось как нельзя лучше. Кроме двух главных врагов — супруги и кардинала — с королём поехали все, кого ему следовало опасаться: Нарцисс, глупый, но влиятельный, его враг, энергичный Сеян, пусть и союзник теперь, но, возможно, опасный соперник в будущем, и Меммид, командир повстанческой армии. Колеблющегося герцога Быкомлечного ему было нечего бояться, как и Шелкопряда — тот вечно на побегушках. Главное — избавиться от основных фигур, а о дядюшке Тщеславе или наследнике престола не стоит и говорить.

Как случилось, что оба преторианца сказали, что не видели, чтобы король разговаривал со Змеем, хотя у Сеяна не было времени поговорить с ними, прежде чем их стал расспрашивать кардинал? Всё просто: уже на пути домой из Адских гор Сеян решился на измену и запретил солдатам говорить о том, что они видели. Сеян надеялся в нужный момент сам всё рассказать кардиналу и тем заслужить доверие. Он бы так и сделал, не оскорби его кардинал, и orbis terrarum сегодня выглядел бы по-другому… Кардинал вёл себя умно — но не мудро; ведь мудрость знает, что ум и разум ничего не стоят перед лицом господа, и что только совершать дикие прыжки — мудрое и достойное занятие, основной принцип морали. Если бы он вместо речи к Нарциссу громко пукнул или, как гениальный принц, по-кошачьи схватил Сеяна за шею и засмеялся, о, что бы тут было! Но не заключай из этих слов, милая читательница, что падение кардинала и королевы Кордулы неминуемо и что их раздавит Змей в страшных горах. Наоборот! Лучше порадуйся, что этот роман от начала до конца только дразнится — так же, как тебя всю жизнь дразнит бог, мир, твоё собственное существование и вся бесконечность.


Конец третьей главы

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Адские горы приближались; вначале синие, теперь они посерели. Посерело и небо, которое утром было синим и безоблачным, а к вечеру словно превратилось в пепел, будто белое солнце пролилось по всей его поверхности. Тихо, душно и угрожающе лежала замершая природа, а в её сокровенном, беспросветном, мистическом лоне сидела серая смерть…

— Мне так странно, — прошептала королева. — И страшно… И холодно, будто наступила ночь. Могильный холод, настоящая могильная ночь. Фу! Фу!

— Мне тоже как-то не по себе, — сказал кардинал. — Может быть, это предчувствие большого несчастья, которое вот-вот случится с нами?

— И я ощущаю что-то похожее! — воскликнул король. — Не вернуться ли нам назад, о супруга?

— Тьфу, трус! Но ты лжёшь, это просто твоя ревность не даёт тебе покоя. Уже почти три часа, боже! Быстрее! Развяжите коням крылья, авось не разобьёмся!

Цепь Адских гор поднялась выше над горизонтом. Горный хребет казался страшнее, чем дракон, в чью пасть должны прыгнуть бедные жертвы. Уже можно было различить опасные обрывы, ужасающе изборождённые, словно лицо дьявола, которое искажают боль, злость, насмешка, отвращение, ярость и муки совести. Ни кустарника, ни дерева вокруг, вокруг каменная мёртвая пустыня и смертельная духота. Только над линией горизонта на северо-западе парит небольшое облако, прозрачное, словно привидение.

— Господь бог наш на небесах, — послышалась молитва сквозь стук зубов.

— Что, дорогая, всё никак не справишься с беспокойством?

— Мне всё страшнее и страшнее. Всё вокруг пугает меня. Ваши лица словно мины чертей, мучащих меня в преисподней, а скрип колёс напоминает мне звук комков земли, падающих на гроб, на мой гроб, и даже мой собственный голос ужасает меня, как будто это не я говорю, а чужое привидение. В моих ушах звучит, не прерываясь, мелодия, которую я однажды уже слышала в детстве, когда меня коснулся ангел смерти. Эта мелодия словно встала из могилы моей памяти, чтобы мучить меня. O смерть! Пытка пыток!

— Вероятно, дорогая, это всего лишь влияние призрачной духоты, а ещё воспоминание о твоём сегодняшнем сне о могилах и баране или овце. Или, может быть, ещё каком-нибудь подобном чудовищном животном! — утешил королеву супруг, дрожа от нетерпения.

— Ого, как ты дрожишь! Может быть, у тебя нечиста совесть?

— Если это преступление — дрожать о близком существе, которое дрожит от страха, то я самый преступный преступник на свете. Но давай вернёмся, если тебе так страшно!

— Я присоединяюсь к королю, — сказал кардинал, и сам отчётливо дрожа.

— Вот же два труса! Я почти поддалась искушению повернуть назад, но мужская трусость иногда придаёт женщине отваги. Будь что будет — скорее вперёд!

Адские горы врезались в небо, их отвесные обрывы хохотали, словно молох при виде группки детей, которых привели ему на съедение. Приглушённый гром послышался в отдалении. Колесница обогнула выступ скалы и вдруг остановилась, раскачиваясь из стороны в сторону. Возница испуганно вскрикнул.

Кардинал выпрыгнул из колесницы, не обращая внимания на королеву.

— Что случилось? — воскликнул он, бледный как простыня.

— Не знаю, — ответил возница. — Кони не хотят идти дальше, упираются, что-то их пугает. Наверное, на дороге впереди стоит привидение!

— Глупости!

— Господи Иисусе! Вы видите? Видите? Ужасно!

— Что там такое? Я ничего не вижу! — крикнул король.

Перейти на страницу:

Все книги серии vasa iniquitatis - Сосуд беззаконий

Пуговка
Пуговка

Критика Проза Андрея Башаримова сигнализирует о том, что новый век уже наступил. Кажется, это первый писатель нового тысячелетия – по подходам СЃРІРѕРёРј, по мироощущению, Башаримов сильно отличается даже РѕС' СЃРІРѕРёС… предшественников (нового романа, концептуальной парадигмы, РѕС' Сорокина и Тарантино), из которых, вроде Р±С‹, органично вышел. РњС‹ присутствуем сегодня при вхождении в литературу совершенно нового типа высказывания, которое требует пересмотра очень РјРЅРѕРіРёС… привычных для нас вещей. Причем, не только в литературе. Дмитрий Бавильский, "Топос" Андрей Башаримов, кажется, верит, что в СЂСѓСЃСЃРєРѕР№ литературе еще теплится жизнь и с изощренным садизмом старается продлить ее агонию. Маруся Климоваформат 70x100/32, издательство "Колонна Publications", жесткая обложка, 284 стр., тираж 1000 СЌРєР·. серия: Vasa Iniquitatis (Сосуд Беззаконий). Также в этой серии: Уильям Берроуз, Алистер Кроули, Р

Андрей Башаримов , Борис Викторович Шергин , Наталья Алешина , Юлия Яшина

Детская литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Детская проза / Книги о войне / Книги Для Детей

Похожие книги

Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Разное / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее