Все складывалось как нельзя лучше. Кроме двух главных врагов — супруги и кардинала — с королём поехали все, кого ему следовало опасаться: Нарцисс, глупый, но влиятельный, его враг, энергичный Сеян, пусть и союзник теперь, но, возможно, опасный соперник в будущем, и Меммид, командир повстанческой армии. Колеблющегося герцога Быкомлечного ему было нечего бояться, как и Шелкопряда — тот вечно на побегушках. Главное — избавиться от основных фигур, а о дядюшке Тщеславе или наследнике престола не стоит и говорить.
Как случилось, что оба преторианца сказали, что не видели, чтобы король разговаривал со Змеем, хотя у Сеяна не было времени поговорить с ними, прежде чем их стал расспрашивать кардинал? Всё просто: уже на пути домой из Адских гор Сеян решился на измену и запретил солдатам говорить о том, что они видели. Сеян надеялся в нужный момент сам всё рассказать кардиналу и тем заслужить доверие. Он бы так и сделал, не оскорби его кардинал, и orbis terrarum сегодня выглядел бы по-другому… Кардинал вёл себя умно — но не мудро; ведь мудрость знает, что ум и разум ничего не стоят перед лицом господа, и что только совершать дикие прыжки — мудрое и достойное занятие, основной принцип морали. Если бы он вместо речи к Нарциссу громко пукнул или, как гениальный принц, по-кошачьи схватил Сеяна за шею и засмеялся, о, что бы тут было! Но не заключай из этих слов, милая читательница, что падение кардинала и королевы Кордулы неминуемо и что их раздавит Змей в страшных горах. Наоборот! Лучше порадуйся, что этот роман от начала до конца только дразнится — так же, как тебя всю жизнь дразнит бог, мир, твоё собственное существование и вся бесконечность.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Адские горы приближались; вначале синие, теперь они посерели. Посерело и небо, которое утром было синим и безоблачным, а к вечеру словно превратилось в пепел, будто белое солнце пролилось по всей его поверхности. Тихо, душно и угрожающе лежала замершая природа, а в её сокровенном, беспросветном, мистическом лоне сидела серая смерть…
— Мне так странно, — прошептала королева. — И страшно… И холодно, будто наступила ночь. Могильный холод, настоящая могильная ночь. Фу! Фу!
— Мне тоже как-то не по себе, — сказал кардинал. — Может быть, это предчувствие большого несчастья, которое вот-вот случится с нами?
— И я ощущаю что-то похожее! — воскликнул король. — Не вернуться ли нам назад, о супруга?
— Тьфу, трус! Но ты лжёшь, это просто твоя ревность не даёт тебе покоя. Уже почти три часа, боже! Быстрее! Развяжите коням крылья, авось не разобьёмся!
Цепь Адских гор поднялась выше над горизонтом. Горный хребет казался страшнее, чем дракон, в чью пасть должны прыгнуть бедные жертвы. Уже можно было различить опасные обрывы, ужасающе изборождённые, словно лицо дьявола, которое искажают боль, злость, насмешка, отвращение, ярость и муки совести. Ни кустарника, ни дерева вокруг, вокруг каменная мёртвая пустыня и смертельная духота. Только над линией горизонта на северо-западе парит небольшое облако, прозрачное, словно привидение.
— Господь бог наш на небесах, — послышалась молитва сквозь стук зубов.
— Что, дорогая, всё никак не справишься с беспокойством?
— Мне всё страшнее и страшнее. Всё вокруг пугает меня. Ваши лица словно мины чертей, мучащих меня в преисподней, а скрип колёс напоминает мне звук комков земли, падающих на гроб, на мой гроб, и даже мой собственный голос ужасает меня, как будто это не я говорю, а чужое привидение. В моих ушах звучит, не прерываясь, мелодия, которую я однажды уже слышала в детстве, когда меня коснулся ангел смерти. Эта мелодия словно встала из могилы моей памяти, чтобы мучить меня. O смерть! Пытка пыток!
— Вероятно, дорогая, это всего лишь влияние призрачной духоты, а ещё воспоминание о твоём сегодняшнем сне о могилах и баране или овце. Или, может быть, ещё каком-нибудь подобном чудовищном животном! — утешил королеву супруг, дрожа от нетерпения.
— Ого, как ты дрожишь! Может быть, у тебя нечиста совесть?
— Если это преступление — дрожать о близком существе, которое дрожит от страха, то я самый преступный преступник на свете. Но давай вернёмся, если тебе так страшно!
— Я присоединяюсь к королю, — сказал кардинал, и сам отчётливо дрожа.
— Вот же два труса! Я почти поддалась искушению повернуть назад, но мужская трусость иногда придаёт женщине отваги. Будь что будет — скорее вперёд!
Адские горы врезались в небо, их отвесные обрывы хохотали, словно молох при виде группки детей, которых привели ему на съедение. Приглушённый гром послышался в отдалении. Колесница обогнула выступ скалы и вдруг остановилась, раскачиваясь из стороны в сторону. Возница испуганно вскрикнул.
Кардинал выпрыгнул из колесницы, не обращая внимания на королеву.
— Что случилось? — воскликнул он, бледный как простыня.
— Не знаю, — ответил возница. — Кони не хотят идти дальше, упираются, что-то их пугает. Наверное, на дороге впереди стоит привидение!
— Глупости!
— Господи Иисусе! Вы видите? Видите? Ужасно!
— Что там такое? Я ничего не вижу! — крикнул король.