Путешествия и приключения капитана Гатерраса

— А зачем нам медведи? — спросил Бэлл.

— На тюленей рассчитывать нечего! — ответил Джонсон. — Они скрылись, и притом надолго, и если не удастся добыть медвежьего жира, то не знаю, что станется с нами.

— Да, Джонсон, наша участь незавидна... Она просто ужасна. И если у нас не будет даже такого топлива... то не знаю, к какому средству...

— Есть и еще одно средство!

— Еще одно? — спросил Бэлл.

— Да, Бэлл, в крайнем случае... но только капитан никогда... А может быть, все-таки придется прибегнуть и к этому средству.

Старик Джонсон печально покачал головой и погрузился в молчаливое раздумье, которого Бэлл не хотел прерывать. Он знал, что этих кусков жира, с таким трудом добытых, хватит не больше чем на восемь дней, даже при соблюдении самой строгой экономии.

Джонсон не ошибся. Невдалеке от «Форварда» было замечено несколько медведей, привлеченных запахом жира.

Здоровые матросы пустились за ними в погоню; но медведи бегают с замечательной быстротой и одарены чутьем, дающим им возможность избегать всех охотничьих уловок. Не было никакой возможности приблизиться к ним, и пули, пущенные самыми искусными стрелками, не достигли своей цели.

Экипажу брига грозила серьезная опасность умереть от холода; люди не выдержали бы и сорока восьми часов, если бы внешняя температура проникла в кубрик. Каждый с ужасом видел, что топливо скоро кончится.

Наконец 20 декабря, в три часа дня, все топливо вышло. Огонь погас. Матросы, стоявшие вокруг печи, угрюмо поглядывали друг на друга. Один лишь Гаттерас неподвижно сидел в своем углу.

Доктор, по своему обыкновению, тревожно ходил по каюте; он положительно не знал, как поступить в данном случае.

Температура в помещении мгновенно опустилась до —22° по Цельсию.

Но если доктор стал в тупик, если он не знал, что теперь делать, то другим это было хорошо известно. Шандон, спокойный и решительный, Пэн, гневно сверкая глазами, и два или три их товарища, которые могли еще двигаться, подошли к Гаттерасу.

— Капитан! — сказал Шандон.

Гаттерас, погруженный в размышления, не слышал его.

— Капитан! — повторил Шандон, дотронувшись до него рукой.

Гаттерас выпрямился.

— Что такое? — спросил он.

— Капитан, у нас больше нет топлива!

— Ну и что же? — ответил Гаттерас.

— Если вы желаете, чтобы мы умерли от холода, — с жестокой иронией сказал Шандон, — то мы покорнейше просим уведомить нас об этом.

— Я желаю, — суровым голосом ответил Гаттерас, — чтобы каждый исполнял свой долг до конца.

— Есть нечто выше долга, капитан, — сказал Шандон, — и это — право на самосохранение. Повторяю вам, что у нас нет топлива, и если настоящее положение вещей продлится хотя бы два дня, то никого из нас не останется в живых.

— Дров у меня нет, — глухо ответил Гаттерас.

— В таком случае, — дерзко крикнул Пэн, — их можно нарубить там, где они есть!

Гаттерас побледнел от гнева.

— Где же это? — спросил он.

— На бриге! — грубо ответил Пэн.

— На бриге? — повторил капитан, сжав кулаки и сверкнув глазами.

— Разумеется, — ответил Пэн. — Когда судно не может больше нести свой экипаж, тогда такое судно жгут!

В начале этой фразы Гаттерас схватил топор; в конце ее топор был уже занесен над головой Пэна.

— Негодяй! — крикнул Гаттерас.

Доктор бросился к Пэну и оттолкнул его. Опустившийся топор глубоко вонзился в палубу. Джонсон, Бэлл и Симпсон, стоя подле Гаттераса, казалось, решились защищать его. Но вдруг с коек, где лежали умирающие, послышались жалобные, тоскливые, скорбные голоса.

— Огня! Огня! — стонали несчастные больные, продрогшие под своими одеялами.

Гаттерас сделал над собой усилие и, помолчав несколько мгновений, спокойным голосом сказал:

— Если уничтожить бриг, то как мы возвратимся в Англию?

— Быть может, — ответил Джонсон, — можно сжечь менее существенные части судна, например фальшборт[35] и надстройки.

— Шлюпки все-таки останутся, — подхватил Шандон. — Впрочем, мы могли бы построить судно из остатков брига?..

— Никогда!—вскричал Гаттерас.

— Но!.. — возвысив голос, воскликнули несколько матросов.

— У нас много винного спирта, — ответил Гаттердс. Сожгите его до последней капли.

— Что ж, спирт так спирт! — сказал Джонсон с безза* ботностью, которой далеко не чувствовал.

При помощи больших светилен, пропитанных спиртом, бледное пламя которого стлалось по стенкам печи, Джонсон сумел на несколько градусов поднять температуру помещения.

В течение нескольких дней после этой прискорбной сцены дул южный ветер; температура поднялась; в немного потеплевшем воздухе кружился снег. В те часы дня, когда сырость немного уменьшалась, некоторые из матросов уходили с брига, но большую часть экипажа офтальмия и цынга держали на судне. Впрочем, ни охотиться, ни ловить рыбу было невозможно.

Но это был только короткий перерыв в морозах. 25-го числа ветер неожиданно переменился; замерзшая ртуть опять скрылась в чашечке термометра. Пришлось прибегнуть к спиртовому термометру, который не замерзает даже при самых сйльных морозах.

Доктор ужаснулся, увидев, что спирт в термометре опустился до —52° по Цельсию. Едва ли человек подвергался когда-либо такой температуре!