Путешествия и приключения капитана Гатерраса

По полу длинными матовыми зеркалами стлался лед, в помещении стоял густой туман; влага осаждалась на всех предметах толстым слоем снега; нельзя было видеть друг друга; тепло покидало человеческие тела; руки и ноги синели; голову сжимало словно железными обручами; неясные, ослабевшие мысли путались в голове и вызывали безумный бред... Страшный симптом: язык не мог произнести ни одного слова.

С того времени, как экипаж высказал угрозу сжечь бриг, Гаттерас каждый день целыми часами ходил по палубе. Он наблюдал, бодрствовал. Дерево брига — это его, Гаттераса, плоть! Отрубить кусок дерева от судна — значило бы отсечь у Гаттераса часть тела. Он вооружился и зорко сторожил, несмотря на снег, лед и холод, от которого деревенела его одежда, облегала его, как железной броней. Дэк, понимавший своего хозяина, сопровождал его с диким воем.

Однако 25 декабря Гаттерас вошел в общее помещение. Доктор, собрав остаток сил, прямо подошел к капитану.

— Гаттерас, — сказал он, — мы погибнем от недостатка топлива.

— Никогда! — ответил Гаттерас, зная, что кроется за словами доктора.

— Это необходимо, — вполголоса продолжал доктор.

— Никогда! — еще с большей силой повторил Гаттерас. — Никогда я не соглашусь на это. Если хотят, пусть делают помимо моей воли.

Этими словами экипажу предоставлялась свобода действий. Джонсон и Бэлл бросились на палубу. Гаттерас слышал, как дерево брига затрещало под топорами. Он заплакал.

Это случилось на рождество — самый большой семейный праздник в Англии, день детских вечеров. И как тяжело становилось на сердце при воспоминании о веселых детях, собравшихся вокруг разукрашенной зеленой елки! Кому не приходили на память аппетитные куски жареной говядины от специально откормленных по этому случаю быков! А торты, а пирожки со всевозможными начинками по случаю этого дня, столь дорогого для сердца каждого англичанина! А здесь — горе, тоска, отчаяние, невыразимое бедствие и вместо рождественской елки — куски дерева от разрушаемого судна, затерявшегося в глубине полярных областей.

Под действием тепла сознание и силы вернулись к матросам; горячий чай и кофе также оказали благотворное влияние. Надежда столь свойственна человеку, что экипаж приободрился и снова начал надеяться. При таких обстоятельствах кончился гибельный 1860 год, ранняя зима которого расстроила честолюбивые замыслы Гаттераса.

1 января 1861 года ознаменовалось неожиданным открытием. Погода несколько потеплела. Доктор приступил к своим обычным занятиям и читал отчет сэра Эдварда Бельчера о его полярной экспедиции, как вдруг одно до тех пор не замеченное им место привело достойного ученого в изумление; он два раза подряд пробежал прочитанные строки. Не могло быть никакого сомнения.

Сэр Эдвард Бельчер говорил, что, прибыв к оконечности канала Королевы, он заметил следы передвижения и пребывания там людей.

«Я видел, — пишет он, — остатки жилищ, гораздо более благоустроенных, чем самые лучшие из тех, какие встречаются у эскимосов с их грубыми привычками бродячих племен. Стены жилищ глубоко уходят в землю; пол внутри помещения покрыт хорошим щебнем и выстлан камнем. Мы нашли там уголь».

При последних словах отчета в уме доктора внезапно промелькнула одна мысль; он взял книгу и дал прочесть это место Гаттерасу.

— Уголь! — воскликнул тот.

— Да, Гаттерас, уголь, то-есть спасение для всех нас!

— Уголь? На этом пустынном берегу? — продолжал Гаттерас. — Нет, это невозможно!

— Но почему вы сомневаетесь, Гаттерас? Бельчер никогда бы не сообщил этого факта, если бы не был вполне уверен, если бы не видел этого собственными глазами.

— Что же дальше, доктор?

— Мы находимся только в ста милях от места, где Бельчер видел уголь. Но что значит пройти какие-то сто миль? Ровно ничего! Нередко совершались и более далекие разведки среди льдов во время таких же холодов. Отправимся, капитан!

— Отправимся! — вскричал Гаттерас. Он мгновенно решился, и его живое воображение уже рисовало ему картину спасения.

Джонсону немедленно сообщили о решении капитана; старый моряк одобрил его и передал новость остальным. Некоторые обрадовались, другие отнеслись к намерению капитана с полным равнодушием.

— Какой тут может быть уголь! — сказал лежавший в постели Уэлл.

— Пусть себе идут, — таинственно ответил ему Шандон.

Но прежде чем начать готовиться к путешествию, Гаттерас пожелал с математической точностью определить географическое положение «Форварда». Разумеется, сделать это было необходимо, так как, удалившись от судна, его нельзя было бы отыскать, не имея точных цифровых данных его местонахождения.

Гаттерас отметил положение луны и высоту главнейших звезд в различное время.

Производить наблюдения было очень трудно, потому что из-за низкой температуры стекла и зеркала инструментов покрывались от дыхания слоем льда. Не раз прикосновение к медной оправе подзорных труб сильно обжигало капитану веки.

Гаттерас все же окончил наблюдения и возвратился в каюту для вычислений; произведя их, капитан с изумлением посмотрел на доктора.

— В чем дело? — спросил последний.

— Под какой широтой находились мы в начале зимовки?