Путешествия трикстера. Мусульманин XVI века между мирами

Труды ал-Ваззана донесли его наследие до разных уголков Европы, как протестантских, так и католических. Арабско-еврейско-латинский словарь оказался в Эскориале, подаренный Филиппу II в составе знаменитой библиотеки Уртадо де Мендосы в 1575 году. В последние годы XVI столетия транскрипция и перевод Корана с исправлениями ал-Ваззана прошли через руки Филиппо Аркинто, папского викария, интересовавшегося восточными языками, и тоже попали в Эскориал. На другой копии было надписано по-арабски имя английского протестантского реформатора Уильяма Тиндейла (ум. 1536)[706]. В начале 1550‐х годов арабская грамматика радовала взор французского востоковеда Гийома Постеля, который, вероятно, видел ее во время своего пребывания в Венеции. Он мечтал об установлении гармонии многочисленных языков и государств мира через единый язык и под властью общего для всех христианского монарха. С этой целью он позаимствовал рукопись Корана у папского викария и, отбросив имя первоначального переводчика, назвал ее «выдающимся томом Иоанна Льва Африканского». Постель также читал книгу об Африке перед ее публикацией и цитировал разделы, посвященные науке гадания, кабалистике и аскетизму сторонников нравственного усовершенствования, когда в поисках общностей он проводил сравнения между мусульманскими сектами и христианским монашеством[707].

Один экземпляр рукописи сочинений ал-Ваззана «О мужах, считающихся знаменитыми среди арабов» и «О мужах, считающихся знаменитыми среди евреев», переплетенных вместе с «Трактатом по искусству метрики», возможно, находился в руках Эгидио да Витербо и, несомненно, был приобретен флорентийским священнослужителем, поэтом и любителем книг Антонио Петреи. Через сто лет цюрихский пастор Иоганн Генрих Хоттингер, историк церкви и знаток арабского языка, услышал об этой рукописи от своих флорентийских друзей. Он опубликовал жизнеописания «знаменитых мужей» в 1664 году в рамках энциклопедического начинания по сопоставлению мировых религий. Добрый пастор опустил шокирующие сексуальные подробности, описанные ал-Ваззаном: о пенисе крестьянина, воспаленном из‐за скотоложства и вылеченном одним из выдающихся арабов, причем христианином-якобитом; об обвинении в содомии, которое привело к убийству одного из выдающихся евреев[708].

Главным наследием ал-Ваззана была, конечно, рукопись об Африке, переработанная, отредактированная и опубликованная как «Описание Африки» венецианским политическим деятелем и издателем Джованни Баттиста Рамузио. Если бы ал-Хасан ибн Мухаммад ал-Ваззан мог узнать, что его книга выдержит множество изданий и переводов и что станет известным ее автор, «Джованни Леоне Африкано», он бы, скорее всего, испытал противоречивые чувства. В этом издании он, писатель, все еще неуверенно владеющий итальянским, предстает как мастер этого языка. Автор текста, достаточно нейтрального в отношении религии, он выступает здесь убежденным новообращенным христианином, чьими устами выражены антиисламские настроения, особенно во французском, латинском и английском переводах. Его отстраненный Compositore заменен рассказчиком от первого лица, дружески беседующим с европейцами. Эрудированный наблюдатель жизни разных обществ и деятельности ученых людей превратился в «историка», следующего ренессансным традициям. Звучащая в тексте рукописи убежденность ал-Ваззана, что Африка едина в исламе, в публикации размыта, так как клише, приведенные им при описании нравов Земли черных в древности перенесены в современность.

Впрочем, птица-трикстер все равно никуда не делась, и, хотя сказки из придуманного ал-Ваззаном сборника «Cento Novelle» опущены, большая часть истории, которую он хотел рассказать, сохранилась в издании Рамузио. В XVII веке возмущенный испанский инквизитор написал «запрещено полностью» на титульном листе латинского перевода 1556 года. Он прошелся по всему тексту, вычеркивая фразы, вызывающие возражения, и поставил большую звездочку на полях рядом с историей о птицах[709]. Книга ал-Ваззана использовалась для многих целей, но для множества образованных читателей, до которых она дошла на протяжении веков, она свидетельствовала, что даже в мире, разделенном насилием, сохраняется и возможность общения, и любознательность.

Эпилог Сближения